Колумбы неведомых миров

На другой “день” спозаранку нас взяли в работу ученые. “День” - это было чисто условное “понятие, он царил на Гриаде всегда. Если грианское солнце регулярно всходило и заходило, то второе светило - центр Галактики - вечно сияло на одном и том же месте небосвода. Темноту же своих жилищах и городе гриане, вероятно, создавали искусственно: когда мы вчера ложились спать, один из них нажал диск около двери, и прозрачные стены нашей комнаты сразу стали черными, как сажа. Наступила глубокая темнота, идеально располагающая ко сну.

Едва мы позавтракали, как десятки гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью “переводчика” предложили идти на “занятия”.

- Какие “занятия”? - опросил я. Это слово сразу нагнало на меня скуку, ибо я жаждал зрелищ и путешествий.

- По грамматике и лексике языка, - ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-черных глаз. Через все лицо у него проходил странный раздвоенный шрам.

- Эти занятия нам крайне необходимы, - сказал Петр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моем лице. - Чем скорее мы овладеем программированием, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.

Пришлось несколько недель сидеть над составлением простейших программ перевода с грианского на геовосточный язык. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня представляло настоящую абракадабру. Обучал нас сморщенный старый грианин неопределенного возраста: я убежден, что ему было двести или триста лет.

Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами лингвистических машин еще более сложного устройства, чем те, которые применялись на платформе в день нашего прибытия. Потянулись долгие часы утомительных расспросов о Земле, о ее общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Петр Михайлович. Он сразу нашел общий язык с учеными и, сев на любимого конька, пустился в малопонятные рассуждения о свойствах пространства-времени. Академик увлекся, стал вскакивать со стула, возбужденно жестикулируя и поминутно поправляя “телескопы”. Я предпочитал молчать, с интересом разглядывая обитателей этого мира. Строгие бесстрастные физиономии, спокойные позы, короткие отрывистые фразы, отдававшие металлическим звоном. Гриане были предельно уравновешенными “сухарями”. Ни разу в течение многих часов я не заметил, чтобы кто-нибудь из них сделал движение, жест или выразил что-либо похожее на эмоции. От всего этого собрания веяло невыразимо-торжественной скукой.

- Как вам удалюсь остановить наш астролет в пространстве и отбуксировать его на спутник? - спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас взглядом, о чем-то упорно размышляя.

Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как. удар молота:

- Огромная концентрация тяжелой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объеме… возникновение силового облака. Варьируя частоту и мощность распада мезовещества [16], мы передвинули ваш корабль на спутник.

- Мы можем посещать свой астролет? - вмешался в разговор и я, так как с тревогой обнаружил, что “Урании” на крыше Трозы не видно.

Элц мельком посмотрел на меня.

- Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.

- В музее?! - воскликнули мы.

В голове лихорадочно пронеслись мысли о вечном плене, о разумных, но бессмысленно жестоких существах других миров, о том, что придется навсегда распроститься с надеждой снова увидеть Землю…

- Вы не имели права распоряжаться чужим кораблем! - в бешенстве закричал я.

Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Петр Михайлович перевел разговор на другую тему:

- Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?

- Передать сообщение? - повторил Элц, все еще пронзительно разглядывая меня. - Конечно, можно… Но только… какой в этом смысл?

- Вы не хотите передать сообщение?…

- Не в том дело, - безжизненно улыбнулся грианин. - Всепланетный излучатель электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время. Но ты сказал: до Земли девять тысяч двести парсеков, а это значит, что ваше сообщение получат только через тридцать тысяч лет.

- Вот как… - Петр Михайлович разочарованно потер переносицу. - А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть “световой предел” и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.

- Что ты называешь скоростью света?

Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.

Элц снова усмехнулся:

- Ты неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.

- То есть как это “неправильно”? - опросил оскорбленно академик.