Колумбы неведомых миров

Сегодня вечером Самойлов сумел убедить грианина со шрамом, что для полного успеха экспериментов нас необходимо ознакомить с некоторыми сторонами жизни современных гриан.

- Завтра нам покажут “рациональную” систему обучения в грианских школах, - сказал мне академик. - Может быть, это тебя заинтересует больше, чем наука красноглазого Люга.

…И вот мы в учебном зале, где царит полнейшая тишина. За низкими столиками сидят тысячи малышей. Я думаю, что каждому из них не более пяти-шести лет. На возвышении перед огромным черным экраном стоит преподаватель. В такт его монотонному голосу на экране вспыхивают слова и символы. Петр Михайлович долго всматривается в эти символы и вдруг издает возглас удивления:

- Так ведь он излагает малышам анализ бесконечно малых величин, который у нас изучали только в высшей школе! А что же тогда преподают в грианских вузах?

- Во втором цикле познания начинается математика пространства-времени, - говорит грианин со шрамом, неотступно сопровождающий нас. - Далее идет наука о восприятии четырехмерности и кривизны великого многообразия. Вторая ступень познания готовит гриан для работы в обществе познавателей.

- Восприятие четырехмерности мира и кривизны пространства-времени? Это тебе доступно? О, это надо записать. - И Самойлов выхватывает из кармана свой неизменный магнитофон.

Мелодично звучит гонг, возвестивший перерыв. Я ожидаю, что сейчас раздастся разноголосый детский гомон, маленькие гриане взапуски побегут играть куда-нибудь о двор. Но вместо этого дети, как по команде, бесшумно встают и без единого возгласа переходят в соседнее помещение. Заглядываю туда. Это - спортивный зал. С бесстрастными лицами школьники выполняют различные упражнения: один равномерно сгибает и разгибает ноги, другой - руки, третий - упражняет шею, четвертый - брюшной пресс. Затем малыши разбиваются на группы и начинают так же размеренно и методично перебрасывать белые цилиндры, словно мячи. На меня повеяло мертвящей скукой. Спортивные упражнения проделывались без всякого, огня и задора. Словно это были не живые существа, а бездушные автоматы.

Потом мы посетили грианскую высшую школу, которую они называли второй ступенью познания, где обучение оказалось более сложным. Мужчина со шрамом привел нас к грианским физикам и математикам. В тот момент, когда мы вошли, сухой высокий старик с серебристо-оранжевыми кудрями сурово экзаменовал грианского юношу лет семнадцати. На учебном экране бешено вращались какие-то причудливые узоры, спирали и картины. Юноша судорожно напрягался, внимательно следя за фантасмагорией красок, линий и символов.

- Это первые шаги в искусстве восприятия единого пространства-времени, - коротко пояснил нам грианин со шрамом.

На миг экран потухал, и юноша рассказывал о воспринятом. Время от времени педагог включал биостимулятор, чтобы оживить мозговую функцию экзаменуемого. Петр Михайлович забыл обо всем на свете, лихорадочно нашептывая что-то в магнитофон: ведь речь шла о его любимом предмете!

Для меня понятие о пространстве-времени, как едином многообразии, было чистейшей математической фикцией, ничего не говорящей ни уму, ни сердцу, хотя Самойлов за долгие годы полета к центру Галактики прочел мне ряд лекций по этому сложнейшему опросу человеческого знания.

- Видишь ли, - говорил он мне тогда, - в человеческом мозгу недостает, очевидно, какой-то извилины, слитно воспринимающей пространство - время. А может быть, (причина лежит еще в низком развитии нашего мышления?

Вспоминая об этом разговоре с Петром Михайловичем, я не заметил, как педагог окончил экзаменовать юношу и вызвал на экране изображения многоэтажных формул и уравнений. Самойлов еще больше оживился. Несмотря на различные способы математического выражения законов природы на Земле и у гриан, академик каким-то образам постигал смысл грианских уравнений. Он поспешил к педагогу и принялся горячо спорить с ним. Вначале грианин только бесстрастно кивал головой, но потом, вероятно, и его задело на живое: на экране снова замелькали символы, нагоняющие на меня тоску. В дискуссию у экрана вступил и грианин со шрамом.