Колумбы российских древностей

В рамках старательно исполняемых указаний российского монарха по внешнеполитическим вопросам Румянцев не раз демонстрировал дипломатическое умение, чутье и деловую хватку дальновидного чиновника. В 1808 г. он сопровождает Александра I в Эрфурт на свидание с Наполеоном, в конце этого же года отправляется в Париж, где ведет переговоры с французским императором. Наполеон высоко отозвался о способностях нового министра иностранных дел России и в знак своего уважения к нему дал ему возможность ознакомиться с французской Национальной библиотекой. Спустя год Румянцев заключает Фридрихсгамский мир со Швецией, за что ему присваивают чин государственного канцлера, первого должностного лица в гражданской иерархии Российской империи. В 1810 г. он становится и первым председателем только что реорганизованного Государственного Совета — верховного законосовещательного учреждения страны.

Фигура Н. П. Румянцева на посту председателя Государственного Совета в период подготовки под руководством М. М. Сперанского государственных преобразований, очевидно, какое-то время устраивала и противоборствовавшие при дворе партии, и самого Александра I. Образованность и либерализм государственного канцлера удачно дополняли те псевдоконституционные формы, с помощью которых предполагалось прикрыть самодержавие, а его крепостнические убеждения служили гарантией того, что он сможет нейтрализовать Сперанского. В какой-то мере именно так и случилось.

Но уже вскоре реформаторские планы правительства Александра I потерпели крах. Озлобленная реакция на них со стороны широких дворянских кругов вылилась и в критику министров Александра I. Сперанский был сослан, а председатель Государственного Совета стал в глазах дворянства одним из его единомышленников. Положение Румянцева осложнялось и его позицией по отношению к Франции. Вместе со Сперанским Румянцева начали обвинять в «измене и вражде отечеству», «глупости и неспособности» в политике и даже тайных связях с Наполеоном накануне его вторжения в Россию [14].

Все это предопределило постепенно отстранение Румянцева от государственных дел. Знаток внутриполитической жизни России тех лет, писатель-мемуарист Ф. Ф. Вигель вспоминал, что в последние два-три года своей службы канцлер «оставался в Петербурге без всякого значения, без всякой доверенности» со стороны императора [15]. В 1813 г., обращаясь к Александру I с просьбой об отставке от должности министра, канцлер отмечал, что «не лета и не болезнь из оной меня выводят, а необходимость, что продолжаю слыть государственным канцлером, когда отлучен пребываю от участия и сведения государственных дел» [16]. Увольнение со службы в 1814 г. с сохранением пожизненно звания государственного канцлера было уже запоздалой формальностью, позволившей, по мнению современников, «смело и благородно» выйти из «фальшивого положения», в котором Румянцев оказался по крайней мере двумя годами раньше.

Испытав благосклонность и опалу трех русских монархов, Румянцев мог теперь осуществить то, о чем мечтал еще в 1784 г.: «возвратиться в Петербург и окончить в уединении жизнь, не весьма счастливо начатую».

Карьера графа как государственного деятеля была закончена. Но к 60 годам жизни отставной канцлер сохранил еще немало сил и энергии. Сферу их применения он нашел в деле, далеко не обычном для русского вельможи начала XIX в. Со времени ухода в отставку Румянцев предстает перед нами в совершенно ином свете. Теперь его главной заботой становится организация и финансирование широких научных изысканий, сплочение усилий и знаний многих своих выдающихся современников на решение разнообразных научных проблем.

Интерес к наукам, в частности к истории, у Румянцева появился еще в юности. Но не только личными увлечениями можно объяснить постепенное оформление вокруг него группы ученых. Развертывание деятельности кружка совпало с важным периодом в общественной жизни России, особым подъемом науки и культуры, развитие которых в передовых кругах русского общества стало рассматриваться как одно из звеньев патриотизма. Программу на оставшиеся годы жизни и представление о своей роли в ее осуществлении Румянцев четко сформулировал в одном из писем к выдающемуся русскому мореплавателю и географу И. Ф. Крузенштерну: «Станем служить всеобщему просвещению, Вы своими пространными познаниями, а я горячим усердием среди такой эпохи, в которой бесстыдно проповедуют, что просвещение к благу народному не служит» [17].