Колумбы росские

— Добро, способный флоту офицер, — обняв юношу, радостно изрек Петр и вдруг спохватился. — Погоди, Алексей Чириков. Юности честное зерцало[16] ведомо тебе?

Тот зачастил наизусть:

— Повеся голову и потупя глаза по улице не ходить, глядеть весело и приятно с благообразным постоянством, при встрече со знакомыми за три шага шляпу снять приветным образом, а не мимо прошедши оглядываться, в сапогах не танцевать, в обществе в круг не плевать, а на сторону, в комнате или в церкви в платок громко не сморкаться и не чихать, перстом носа не чистить, губ рукою не утирать, руками по столу не колобродить, ногами не мотать, перстов не облизывать, костей не грызти, ножом зубов не чистить, над пищею, как свинья, не чавкать…

Апраксин отчаянно замахал руками. Петр, смеясь, отпустил академиста.

— Иди, Алексей Чириков. Да изволь пожаловать в субботу на ассамблею к прокурору Ягужинскому. Там доскажешь юности честное зерцало.

Чириков, поклонясь, возвратился в строй.

— Степан Малыгин! — выкликнул Писарев.

Из шеренги выпускников выступил и остановился перед гостями угрюмый длиннолицый юноша с могучими кулаками и тяжелым взглядом серых глаз.

Писарев доложил:

— Сей Степан Малыгин часто господина бригадира профессора Андрея Данилыча в несказанное изумление приводит неответными вопросами и острым понятием. Представил третьего дни сочиненное им «Размышление по карте де редюксион».

Произнеся это, Писарев поднял над столом аккуратно сшитые в тетрадку листки: ученический вариант широко распространенного впоследствии у моряков малыгинского труда «Сокращенная навигация».

Глаза Петра округлились, брови изумленно поползли вверх. Резко привстав, он вырвал тетрадку из рук директора, долго и жадно читал ее, наконец, порывисто притянув к себе Малыгина, крепко расцеловал в обо щеки.

— Отменно порадовали, господа будущие мореходы, стараниями вашими. Прикажи, Федор Матвеевич, обоих, назначив на корабли, минуя чин мичмана, записать в унтер-лейтенанты. Чаю о них, — Петр сел и обратился к удовлетворенным учителям, — птенцы сии новую славу добудут земле русской.

— Дмитрий Лаптев! — прозвучал в зале пронзительный голос Писарева.

От шеренга к столу направился третий выпускник.

Экзамены продолжались.

ГЛАВА III ПРОЩАЛЬНАЯ АУДИЕНЦИЯ

Тогда пловущим Петр… сии слова вещал:

…Хотя там, кажется, поставлен плыть предел;
Но бодрость подают примеры славных дел…

Ломоносов

Нестерпимая боль вырвала приглушенный стон. Низ живота будто резнуло пилой. Петр ничком повалился на кровать у изразцовой печи и, сдерживая желание закричать, несколько минут мучительно кряхтел. Когда полегчало, открыл налитые слезами глаза и, кривя губы, сказал замершему возле конторки растерянному Апраксину:

— По мне суди, сват, сколь несовершенное животное есть человек.

— Не бережешься, Петр Алексеевич, — укоризненно попенял генерал-адмирал. — Не те года — скакать в море да в распутицу по Ладоге разгуливать. Вот и казнишься.

Старик был до того удручен, что, позабыв свойственную ему почтительность и слепую безоговорочную преданность, принялся выговаривать царю за осеннюю поездку на Ладожское озеро и каналы. Петр отправился туда, несмотря на неодобрение придворного медика, и тем самым подписал себе приговор.

На обратном пути с Ладоги навстречу адмиральской шняве попался бот, шедший из Кронштадта к Лахте с матросами и солдатами. Свежий ветер развел крупную зыбь. Едва, суда разминулись, заливаемый волнами бот выскочил на мель. От сильного толчка многие люди попадали за борт и, не умея плавать, захлебнулись. Петр, не утерпев, полез в студеную ноябрьскую воду, спас семь человек и в один час свел на нет результаты лечения долго скрываемой от всех «каменной болезни». Источенный многолетним тайным недугом богатырский организм не вынес последнего испытания: сверлящая боль донимала почти непрерывно после возвращения из вояжа. Петр осунулся и, подолгу отлеживаясь, не покидал зимнего домика, построенного на берегу Невы между особняком Апраксина и Морской Академией. Но дел не бросал.

С утра до сумерек возле крыльца отстаивались кареты президентов одиннадцати коллегий, ведавших страной от Балтики до Анадыря, а сами господа министры ждали очереди войти в токарную мастерскую дворцового механика Андрея Нартова.

Петр беседовал с ними, не отрываясь от резца. Там же у станка, незадолго до нового года, сказал генерал-адмиралу: