— Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте… — он провел Апраксина из мастерской в кабинет, где на высокой, в рост человека, конторке была разостлана чертежная карта Сибири и тихоокеанских побережий, — …проложенной путь, называемый Аниан, назначен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, как прежде и от господина Лейбница, что такое обретение возможно. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских? О сем-то написал инструкцию; распоряжение же сего поручаю, Федор Матвеевич, за болезнию моею, твоему попечению, Дабы точно по сим пунктам, до кого сие принадлежит, исполнено было.
Он вручил Апраксину составленный загодя вопросник:
«1. Сыскать геодезистов тех, которые были в Сибири и приехали;
2. Сыскать из поручиков или подпоручиков морских достойнаго, кого с ними послать в Сибирь на Камчатку;
3. Сыскать из учеников или из подмастерьев, который бы мог тамо сделать с палубою бот, по здешнему примеру, какие есть при больших кораблях, и для того с ним отправить плотников четыре, с их инструменты, которые б моложе были, и одного квартирмейстера и восемь матрозов;
4. И по той препорции отпустить отсюда в полтора парусов, блоков, шхив, веревок и прочего, и четыре фалконета с надлежащею амунициею, и одного или двух парусных швецов;
5. Зело нужно штурмана и подштурмана, которые бывали в Нордной Америке. Ежели таких штурманов во флоте не сыщется, то немедленно писать в Голландию, чтоб прислали двух человек, знающих море к северу до Японии, и чтоб оные присланы были через адмиралтейскую почту».
С ответами на вопросник и явился Апраксин на шестой день нового 1725 года.
— С утра государю худо, — предупредил в сенях секретарь царя Макаров.
Однако Петр тотчас принял генерал-адмирала и только усмехнулся на его ворчание.
— Некогда, сват, беречься. Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе государства пещись надлежит неусыпно, доколе силы есть. Показывай, с чем пожаловал.
Он взял протянутую Апраксиным бумагу, поднялся с кровати, раскурил погасшую трубку и зашагал по комнате, торопливо, точно спешил куда-то. И верно: всю жизнь спешил, наверстывая за два века ханского ига и за сто лет боярской лени.
Озабоченный взгляд генерал-адмирала, не поспевая за движениями даря, перебегал за ним от конторки у продолговатого оконца к дверям кабинета и обратно. Крепко переменился Петр за месяц болезни: поседели кудри и коротко остриженные усики, глубоко запали усталые глаза, отекли и обвисли землистые щеки.
— Федор Матвеевич!.. — Брови Петра подпрыгнули, когда он прочел второй пункт доклада: «По мнениям вице-адмирала Сиверса и шаутбенахта Синявина, из морских поручикам Станбергу[17]
, Звереву или Косенкову, подпоручикам Чирикову или Лаптеву оная экспедиция годна. А не худо чтоб де был над ними командир из капитанов, Беринг или фон-Ворд, понеже Беринг в Ост-Индии был и обхождение знает, а фон-Верд был штурманом».Не скрывая иронического изумления, Петр, остановись у конторки и положив на нее листок с ответами, обернулся к генерал-адмиралу.
— Не ты ль, сват, желал Витуса Беринга в абишт из службы нашей выбить?..
Апраксин, уставясь в пол, развел руками.
— Когда я по званию флагмана спорю с вашим величеством, так с адмиралом я никогда не могу уступать, но коль скоро вы предстаете царем, я свой долг знаю, — вывернулся он.
Беринг сидел у него в печонках с тех пор, когда приключилась конфузия на Адмиралтейств-Коллегии. Истекшим летом, обиженные неприбавкою жалованья и беспричинным неповышением в следующий чин, иноземные капитаны Фалкенберг, Гей и Беринг, заодно с ними свой, Дубровин, подали прошение об отпуске из службы. Апраксин был рад спровадить иностранцев восвояси. «Капитанов, — предложил он на Коллегии, — можно и отпустить, кроме Дубровина, а онаго прибавкою жалованья, конечно, наградить следует». Царь на том заседании сухо заметил: «Надлежит впредь морских офицеров в службу принимать по-иному и контракты с ними чинить покрепче», но мнения об отпуске не высказал. Коллегия некоторое время пребывала в нерешимости и, наконец, под нажимом самих капитанов, приговорила: «отпустить в земли, откуда приняты». Петр, когда Апраксин принес приговор на утверждение, при всех отчитал генерал-адмирала и сказал, заключая: «Нащет Фалкенберха и Гея быть по сему: подпиши паспорта; а Беринга зря обижаешь. Сей датчанин истинно русский есть человек и доказал службою своею. Объявишь на Коллегии, чтоб принять его в морской флот по-прежнему и назначить в первый ранг капитаном».
Через неделю Адмиралтейств-Коллегия привела Витуса Беринга к присяге, а спустя четыре месяца сочла возможным рекомендовать для руководства камчатской экспедицией.