Даро, молодой организм которого требовал основательного подкрепления, буквально пожирал глазами яства на столе, хотя и старался не подавать виду, что голоден. Юноша судорожно сглотнул голодную слюну, которая скопилась во рту, и сделал вид, что внимательно рассматривает обстановку андрона, но его взгляд поневоле возвращался на стол, тем более что там находилось и любимое блюдо всех подданных миноса — поджаренные на угольях жирные рёбрышки козы кри-кри. Их долго вымачивали в винном соусе с приправами, и они получались восхитительно вкусными. Отведать это яство доводилось нечасто; уж больно козы были пугливыми, и добыть их считалось большой охотничьей удачей.
Кроме рёбрышек на стол подали жареных улиток в мёду, солёные и сладкие ватрушки с сыром, кролика в винном соусе, медовые пироги, копчёного угря, фазаньи яйца, козий сыр и другие блюда, название которых Даро не знал, а также солёные оливки, виноград, вяленые финики и орехи, которые хорошо сочетались с вином. «Да уж, — подумал восхищенный юноша, — Сазеро расстарался на славу; такой стол редко увидишь даже на праздничном пиру».
Что касается вин, то и здесь Сазеро не ударил в грязь лицом. Кроме сладкого вина из вяленого винограда, которое уже начало ударять в голову, — во время ожидания застолья Даро выпил полный кубок — купец поставил на стол белое, розовое и красное вино, притом не только произведённое на Стронгили и Крите. Густое вино из Ханаана, в которое оборотистые финикийцы добавляли сок из ягод можжевельника, корицу, мёд, мяту, а также какие-то ароматические смолы, соседствовало с превосходным и очень дорогим вином Айгюптоса, изготовленным из винограда с добавлением сока смоквы, фиников, гранатов и плодов пальмы, а рядом с этими винами стоял кувшин, явно сделанный в Микенах, но что за напиток находился в нём, Даро понятия не имел.
Пирушка несколько затянулась; Сазеро всё подливал и подливал в кубки гостей пьянящие напитки — понятно, с какой целью. Но Видамаро пил да посмеивался; споить его не мог никто. Уж в этом Даро не раз убеждался. Его отец с юных лет был ещё тем крепышом, а морские скитания только добавили ему здоровья. Что касается деда, то старый кибернетос, хоть и обладал такой же стойкостью в питии, как и Видамаро, но пил понемногу, в основном своё любимое вино из вяленого винограда, и больше налегал на еду. А чтобы Сазеро не обиделся за то, что он не отдаёт должное хозяину застолья — не допивает кубок с его рук до дна — дед всё время кряхтел и жаловался на слабое здоровье.
Умудрённый опытом, Акару подстраховывал своего сына, опасаясь, что тот может перебрать лишку и согласится на условия Сазеро. Ему не хотелось терять большую прибыль, которая ожидалась от продажи очень ценных товаров из Пунта…
В какой-то момент Даро показалось, что он изрядно поднагрузился, потому что дифр — низкий табурет без спинки, на котором он сидел, вдруг начал выползать из-под него. Озадаченный юноша схватился за сиденье дифра обеими руками и только тогда понял, что началось землетрясение. Едва он это сообразил, как раздался громоподобный удар и стены виллы затряслись, а с потолка начала падать кусками штукатурка.
— Прочь из дома! Не мешкайте, иначе попадёте под завал! — испуганно вскричал Сазеро и убежал, чтобы помочь своим домочадцам.
Оказавшись на улице, где уже изрядно стемнело, Даро первым делом обратил свой взор на вулкан. И ужаснулся. Над горой высоко в небо поднимался столб багрового дыма, внутри которого сверкали молнии.
Глава 9
УТРО В ЛАБИРИНТЕ
Свежий утренний воздух мощным потоком вливался через распахнутые настежь двери веранды в опочивальню миноса, верховного правителя Крита, Стронгили и многих других островов Эгеиды, а также, благодаря мощному военному флоту, повелителя всего Эгейского моря. Огромное ложе миноса, на которое можно уложить четверых, было подобно чистейшей морской пене, из которой родилась богиня Апиро[75]. На белоснежном покрывале из плотного, но очень мягкого виссона раскинулся во сне могучий зрелый муж.
Миноса звали Аройо. Когда пришло его время занять престол, он решил не уподобляться Перито, правителю Стронгили, и своё тронное имя не стал выбирать лично, а предоставил это важное дело Высшему Совету жриц и старейшин, чем, несомненно, сильно их ублажил. В отличие от своего воинственного отца, Аройо в первую голову был искусным дипломатом, а уже потом воином. Собственно говоря, миносу и не нужно было усиленно бряцать оружием, наводя страх на Эгеиду; всё это сделали за него дед и отец. И ему оставалось лишь поддерживать высокий статус Коносо как столицы мощного государства и статус мудрого правителя, к которому на поклон приезжали многие иноземные послы самых разных племён и народов, населявших не только Эгеиду, но и берега всего Зелёного моря.