Аройо, как и большинство придворных и кибернетосов, принадлежал к Высшим, которые вели свой род от древнего народа, захватившего в незапамятные времена малонаселённый Крит, отвоевав его у проживавших там кретов. А тем, в свою очередь, остров оставили Первые — полубоги. Немногочисленные поселения кретов ещё сохранились в отдалённых горных районах острова.
Они сильно отличались не только от Высших, но и от остальных кефтиу, — и вера у них была другая, и ростом они не вышли, и статью, а их внешний облик: иссиня-чёрные волосы, тёмное лицо, большая круглая голова, сильные запястья и лодыжки — напоминал жителей Айгюптоса. Они были настолько бедны, что их даже не облагали обязательными податями, которые платило всё население Крита. Кретов не допускали до управления государством, они не участвовали в торговле, не занимались ремесленничеством, лишь ковырялись на своих скудных огородиках (что можно вырастить на сплошных камнях?), а также собирали орехи, дикие ягоды и охотились. В этом вопросе им нужно отдать должное — охотниками они были превосходными. Когда минос устраивал большие ловы, то в качестве проводников и загонщиков дичи выступали креты. У них были удивительные собаки; казалось, что они понимают человеческую речь. (Правда, только ту, на которой разговаривали их хозяева; а она очень отличалась от языка кефтиу). У правителя Крита был пёс кретов, которого он назвал Лелап — по имени пса первого Миноса. Этот пёс был наделён божественным даром — вся дичь, которую он преследовал на охоте, становилась его добычей; ускользнуть от него не могло ни одно животное.
Именно таким был и пёс кретов. Его подарили миносу уже обученным, и Лелап долго привыкал к звукам незнакомой речи. Зато потом не было у правителя острова более верного друга. А что касается охотничьих подвигов Лелапа, то о них придворные сказители и стихотворцы сочиняли легенды.
Когда наступали зимние месяцы, Коносо напоминал муравейник, так много было на его улицах разнообразных повозок и осликов с грузом на спине. В хранилища дворца везли ячмень, пшеницу, солёные оливки, миндаль, сушёные смоквы, шафран, репу, хрен, корневища белой свёклы, особые сорта винограда, которые могли долго храниться в прохладном помещении, орехи, мёд, разные вина (молодые и выдержанные)...
Мясо на столах придворных было почти такой же редкостью, как и в хозяйствах жителей острова, не принадлежавших к Высшим; простолюдины в основном питались рыбой и моллюсками. Тем не менее пошлина с земледельцев предусматривала кроме сдачи определённого количества шерсти и льна ещё и некое количество животных — свиней, овец и одомашненных коз. Вся эта живность поступала в хозяйство жреца-управителя и содержалась в загонах на горном плато — поближе к источнику корма.
Аройо разбудил верный пёс. Лелап запрыгнул на постель и с нежностью начал облизывать лицо сонного хозяина. Это был у него своеобразный ритуал. Пса приучили будить правителя острова до восхода солнца — чтобы минос мог приветствовать Адиунского быка и вознести ему молитву как подателю всего сущего на земле. Никто иной не мог войти в опочивальню миноса, когда он находился в своей постели, — даже его супруга — потому что это место считалось священным, а сам Аройо был главным жрецом бога-быка, сотрясателя вселенной.
— Уйди, надоедливая псина! — Аройо столкнул Лелапа с постели и опять погрузился в сон.
Огромный пёс уселся рядом с ложем хозяина и несколько раз обиженно тявкнул — тонким голоском, как щенок, хотя лай у него был басовитый. Да и вид Лелапа впечатлял: окрас у него был золотистый, на лбу белая отметина, ноги в белых чулках, по хребту шла коричневая полоса, короткие острые уши стояли торчком, а широкая пасть с большими клыками устрашала.
Голос пса всё-таки проник в сонное сознание повелителя Крита, и он открыл глаза. С потолка на него глянула нарисованная искусным мастером голова белого быка в окружении созвездий, изображавших разных животных и чудищ. Собственно говоря, это был даже не бык, а сам Дивей в его образе, который считался отцом первого Миноса. Глаза быка, казалось, следили за каждым движением Аройо, что иногда его раздражало. Он даже хотел распорядиться, чтобы мастер Кбид-кариец, о котором шла большая слава, нарисовал на потолке другую фреску, что-нибудь из морской жизни: корабли, рыбки, водоросли, а лучше легендарных морских страшилищ — хотя бы сирен, у которых прекрасная женская голова, а тело и ноги — птичьи. Своим чарующим пением сирены завлекали мореплавателей на свой волшебный остров, где разрывали на куски и пожирали.
Минос был уверен, что лишь один их вид отпугнёт от опочивальни злых демонов, которые нередко приносили ему, несмотря на священного охранителя в виде белого быка, кошмарные сны. Аройо часто виделось во сне, как из страшной чёрной тучи на остров обрушивается огненный дождь, а затем приходит огромная волна, которая сметает всё на своём пути. Но поменять быка на сирен было святотатством; можно только представить, что потом говорили бы жрецы на Большом Совете. Выслушивать их упрёки у миноса не было никакого желания.