Колыбель колдуньи

— Почитай вся деревня к нам ходила. Я один кузнец — кому лошадь подковать, кому еще чего-нибудь. Двери в избах мы не запираем. Кто угодно мог. Как теперь узнать…

— Я разберусь. — Алька подбадривающе кивнула Григорию. Тот встал перед ней на колени:

— Разберись, матушка…

* * *

Я сидел на берегу реки. Вечерело. Я наслаждался каждым мигом пребывания в этом раю. Издалека, из-за изгиба реки доносился мерный стук топоров — мужики чинили мост. Вручную на это не одна неделя уйдет, — я с тоской смотрел на соседнюю деревню за рекой — там, по всей видимости, была Алька, а я не мог даже увидеть её. Она была в Приустье — имении своего отца. Странные старинные названия деревень! Приустье, а моя деревня вообще звалась Заволожки. Алька была рядом- рукой подать. Я скучал по ней, не мог даже передать ей записку — течение в середине реки было таким бурным, что даже крестьяне, у которых были лодки и которые рыбачили на них около берега, не брались переправить туда ни меня, ни записку. Ветерок слабо колыхал густые прибрежные травы. Я поднялся и побрел на стук топоров. На берег спускались густые влажные сумерки. Я все не мог надивиться, как быстро здесь темнело! Еще час назад солнце, висевшее над горизонтом, игриво расцвечивало мир своими яркими лучами и вот, стоило остаться над горизонтом небольшому кусочку солнечного диска, как все вокруг мгновенно изменилось. Воздух наполнился прохладой и ароматами луговых трав, а вокруг в вечерней тишине стали раздаваться один за другим нежно, сливаясь в один хор пение вечерних пташек, стрекотание кузнечиков, тихое посвистывание, шорохи. На небе одна за другой зажигались звезды. Я шел, стараясь ступать как можно тише, подходя к пролеску, выходившему прямо к берегу реки, где мужики укладывали инструмент, собираясь по домам. Вдруг прямо у реки я заметил мелькнувшую в сумерках женскую фигуру. Я приостановился и стал приглядываться. У самого берега, склонившись над водой, девушка собирала что-то в воде. Я подошел ближе. Она обернулась и поднялась, в руках её, еле различимые в темноте, были какие-то мелкие мокрые листочки.

— А, это ты, барин.

— Ксана? Что ты тут делаешь?

— Плывун-траву собираю, барин, для отвара.

— Ты готовишь отвары?

— Тебе же говорили, что я — ведьма, — девушка тряхнула черными, как смоль кудрями и рассмеялась. Я невольно залюбовался — какая красивая. Какая тонкая таллия, высокая грудь, огромные карие глаза, улыбка — обезоруживающая, околдовывающая. Какие ровные белые зубы, легкий румянец на щеках. Её красота была необычной, она не была похожа ни на одну женщину, которую я видел.

— Что, барин, онемел?

— Я…да, нет…я…

— Постой-ка, подойди поближе, да не бойся меня, барин, я тебя не укушу, — она взяла меня за руку и притянула к себе. Пронзительный взгляд, казалось, сверлил меня насквозь. Девушка отшатнулась:

— Да ты не наш барин! — я опешил, молчание повисло стеной, я пытался что-то сказать, но, словно под гипнозом не мог вымолвить не слова.

— Ты наш, да не наш, барин, — она почти шептала, — скажи, что тебе нужно?

— Я…мне…

— Я знаю, — она шептала, приблизившись почти к самому моему лицу, — тебе нужна помощь…

Я словно очнулся:

— Мне…мне просто нужно к жене, на тот берег.

— Любишь жену?

Я промолчал. Словно зачарованный я смотрел на Ксану.

— Хочешь, я тебе погадаю?

— Хочу, — просто ответил я. В данный момент мне просто хотелось быть рядом с ней, смотреть на неё, слышать её тихий голос.

— Идем, — она потянула меня за собой.

По проселку мы вышли на окраину деревни. Там стояла справная изба, не большая, не маленькая, аккуратная, огороженная плетеным забором. Ксана открыла калитку:

— Проходи, барин.

Я вошел в чистый, ухоженный двор. Девушка провела меня в сени. Я прошел через них в избу и огляделся: чистая простая комната, лавка, стол, печка, — ничего, что говорило бы о том, что здесь живет ведьма.

— Ищешь мои котлы да ступу с помелом, Данила Алексеевич?

— Брось, Ксана, ты не ведьма.

— А гадать, зачем пришел, коли не веришь?

— А зачем позвала?

— Гадать и позвала, — она подошла ко мне и, потянув за руку, усадила за стол, — если не веришь мне — сразу уходи.

— Почему-то я тебе верю. А почему ты сказала, что я не ваш барин.

— С виду-то наш, да только есть в тебе, барин, что-то, чего я никак понять не могу. Сиди, барин тихо, молчи, что бы ни увидел, что бы ни услышал, сиди, не шелохнись.

Словно из ниоткуда, на белой скатерти появился хрустальный шар и свеча. Из сеней Ксана принесла пучок какой-то травы. Двигаясь легко, как кошка, мягко ступая вокруг стола, она зажгла свечу, и от нее пучок травы, тихо шепча какой-то древний заговор, закружилась с ними вокруг стола. Душистый дым окутал всю комнату. Я не видел уже ничего, кроме неяркого мерцания пламени и мелькающей тени. Внезапно из клубов дыма прямо передо мной вынырнула Ксана с хрустальным шаром в руке. Шар медленно вращался, девушка смотрела на него, почти не мигая:

— Не наш ты барин, не наш… наш, да не наш. Душа твоя заблудшая в чужом теле, и пути назад тебе нет…

Крупные капли пота выступили на её лбу, она шептала едва слышно: