Колыбель в клюве аиста

- Так мы же только посмотреть...- попытался оправдаться и заодно утешить рыбаков Ромка, но, поняв тщетность усилий, покрутил пальцем у виска и сказал: - Ну их, пошли! Пусть подавятся!

Мы завернули за дюну, но еще долго за спиной слышался нервно-ликующий голос вконец взвинченного пацана:

- Струсили! Сазана захотели!..

Перед закатом, на очередном привале, когда впереди, внизу, вдруг выросла стена молодых пристанских тополей, Ромка озабоченно-серьезно вводил меня в суть предстоящего предприятия.

- На судне есть тетенька. Билетерша. Ну, варит, стирает. Вроде хозяйки, понял?

- Ага.

- Я ей картошку помогал чистить. Пароход пришвартуется утром, - слово "пришвартуется" он произнес со смаком, - я заберусь на борт, отыщу ее. А ты гляди в два шара, соображай. Если договорюсь, дам знать, помашу рукой - значит, беги к трапу, поднимайся смело на борт; не договорюсь - может случиться всякое, - не дрейфь, рви когти к носу судна, ясно? Придумаем что-нибудь, - Ромка сделал паузу. - Ну-ка, повтори!

Ответом он остался доволен.

- Хотя, - спохватился Ромка, - могут спросить, кто ты - что скажешь?

- Назовусь...

- Не-е, - перебил он. - Запомни: ты из Рыбачьего, гостил у родичей в Егорьевске, а сейчас едешь домой. Мол, гостил у дяди. Ясно?

Переночевав в стогу соломы, утром следующего дня мы взглянули на лежащий во впадине пролесок и, увидев в конце его, на берегу, на причале, черный силуэт парохода, двинулись вниз.

Пароходная Тетя, худосочная, в мужской фуражке и оттого похожая на мальчишку женщина, увидев Ромку, удивилась, позвала наверх.

Я остался внизу. Пристань, несмотря на раннее время, была людна. На ящиках, а то и прямо на полу сидели пассажиры.

Заканчивалась погрузка бочек с соленой рыбой. По пирсу носился мужчина - не то весовщик, не то кладовщик.

- Покрепче берись за край! - орал он одному. - Скатился в воду!

- Ставь живее на весы. Только аккуратнее, полундра... - приказал другому.

Я заметил: у кладовщика на правой руке не было кисти, поражало, что он чаще действовал именно ущербной рукой. Да как! Ловкости его у весов мог бы позавидовать, пожалуй, и не инвалид. Под рубашкой, ухарски распахнутой, кладовщик носил полосатую тельняшку, дабы погасить сомнения в принадлежности его к морской братии в прошлом и настоящем, и, конечно, сыпал словом "полундра".

- Эй, полундра! - выкрикивал он тому или иному работнику.

- Не знаю, так ли хорошо воевал - горланить научился здорово, - сказал старичок-аксакал, сидевший неподалеку.

- Соли бы, - послышалось сзади. Обернувшись, я увидел женщину с детьми. Женщина осторожно развязала узелок, разложила еду. На запах невесть откуда прибежала собачонка. Такса замерла, уставившись на платок со снедью.

- И-ди-ить! - топнула женщина. - Самим есть нечего.

Собачонка отбежала, вернулась, как ни в чем не бывало, снова уставилась на платок. Женщина, не утерпев, запустила тогда в нее дощечкой - собачка, визжа, скрылась за ящиками. Прогнав животное, женщина перевела внимание на меня. "Но тебя ведь не прогонишь дощечкой..." - читалось в ее глазах. Она взяла картофелину, огурец и, поразмыслив, еще и яичко, протянула мне:

- На, бери!

Я отрицательно качнул головой.

- Бери! Бери! Гордый, что ли?

Лицо женщины вытянулось: отказаться от угощения сейчас, в такое время, когда кусок хлеба шел на вес золота?!

Я двинулся по пирсу дальше, прислушиваясь и приглядываясь к новой жизни.

За штабелем пустых ящиков все еще доносился визг таксы. По эту сторону, у весов, орудовал Полундра.

- Куда мимо?! - кричал он. - Клади на весы!

К Полундре подошел мужчина, легонько хлопнул по плечу - Полундра обернулся, произнес:

- А-а, его величество горшечник... Как живы-здоровы? Торговля? Распродал горшки?

Полундра повел скучную беседу с горшечником о перце, лавровых листах...

- Почему не найдется? - произнес Полундра, продолжая лихо орудовать весами и костяшками счетов.

В сторонке, притулившись к ящикам, старичок мирно разговаривал с моложавым мужчиной в засаленной гимнастерке. Я следил за тем, что происходило на судне и одновременно прислушивался к беседе незнакомых мужчин.

- Отвоевался, сынок? ~ интересовался старичок.

- Так получилось.

- Куда тебя?

- А вот... - мужчина показал голову, на вмятину в черепе. - Видите?

Старичок удивился, незлобно выругался.

- В воронке отлеживались... вчетвером, отец... - охотно начал свой рассказ мужчина. - Вроде ямы, представляете? Глина, камни, песок... деревья - все это выворотило взрывом. Так мы с товарищами заползли в воронку. Есть такая примета, отец: в одно место дважды снаряду угодить трудно.

Я слушал бывшего фронтовика и почему-то думал о рыжем парне - карповчанине с крестиком под рубашкой. Парня вспоминал я часто. Уж очень странным казался его разговор с братом, в облепиховом лесу, настолько, что еще тогда на чаячьем берегу, вернее по пути домой, на верхотуре воза, я долго находился под впечатлением их беседы, задумался: для чего крестик? И почему носят его только русские? Как удивился, помнится, позже, не обнаружив на груди у Жунковского, моего однокашника - учились мы с ним в первом классе, - такого же крестика.