Колыбель в клюве аиста

У меня действительно болели глаза, но чтобы вот так об этом брякнуть перед всем классом! Стало не по себе. На миг показалось, что мстила она за темное пятнышко у себя в глазу, но, увидев, как она затем смутилась, покраснела, я понял, что ошибся.

- Исмаилов, ты, наверное, много читаешь? Я не ответил.

- Ну, да ведь, да? Ночью?

- Ага.

- Не ага, а да.

- Да.

- Как умудряешься читать по вечерам? - допытывалась пионервожатая, ее прямо-таки раздирало любопытство.

- Лампа на что! - буркнул я, не понимая куда та гнет.

- Керосин?

- Что керосин?

- Где достаете керосин?

- В сельпо - где еще.

- Там дикие очереди - я простояла полдня, но так и не добралась до бочки... А что читаешь, если не секрет?

Я перечислил первые всплывшие в памяти названия.

- О, "Черная Салли"!- удивленно повторяла она за мной. - И "Хижину дяди Тома"! О, "Гуттаперчивого мальчика"! "Рыжика"! "Приключения Тома Сойера"? Стоп! Стоп! Может быть, и "Приключения Геккельбери Финна" читал? Да? Вот как!

- Письмо написано тобой, - вынесла вожатая решение голосом человека, объявляющего о важном открытии, - для меня это ясно, как то, что сейчас день, а не ночь.

Я всем видом показал, что вся эта история с выявлением автора письма мне неприятна.

- Хорошо, молчу, молчу, - поспешно ретировалась вожатая.

Упаковав посылки, мы добрых полчаса сидели вокруг вожатой, слушая ее рассказ о войне, а когда засобирались и стали нахлобучивать на головы шапки, она попросила меня задержаться.

- Слушай, Исмаилов, а пьесы приходилось читать?

Я вспомнил: нынешним летом в Карповке гостила бригада эвакуированного театра. Артистов разместили по частным квартирам. Двое артистов, супружеская чета, жили напротив, у соседей. Как-то мне довелось видеть, как артист, толстый и веселый, развалясь на лавке, картинно жестикулируя, читал отрывок из пьесы. Его жена, хлопоча у плиты, то и дело - тоже, казалось, картинно - паниковала: "Минутку - молоко сбежит!.." Артист прервал чтение, уставился на меня, сказал серьезно:

- О, отрок! Вам чего? - и, не дожидаясь ответа, выпалил:

- Нужны деньги? Пожалуйста. У меня деньжат, как у Форда, - чемодан!

Я не сразу раскусил шутку, качнул из стороны в сторону головой.

- Не желаете? Берите, - продолжал артист, захлопнув книгу. - Слушай, оставь молоко, - он повернулся к жене. - Пусть бежит, ступай сюда. Ему не нужны деньги. Ты видела человека, который вот так легко отказывается от денег? Взгляни - вот он!

Женщина обернулась к нам.

- Глядите!- он вытащил из портмоне красную купюру.- Берите, берите, отрок.

На этот раз я повел себя иначе, засмеявшись, больше не колеблясь, сунул в карман тридцатирублевку. Лицо артиста вытянулось в изумлении.

- Взял! - произнес он. - Ты видела, он взял деньги! Три червонца. Он воспользовался минутной слабостью и облапошил! Дорогой абориген, ~ захныкал он не то всерьез, не то по-прежнему дурачась, - пардон. Пошутили - ну, и довольно. Верни, голубчик, кровные карбованцы. Тридцать карбованцев. Ты так молод. Верни. Вот и чудесно. Водворим на место. Приходи-ка лучше сегодня на спектакль - проведу мигом. Дать контрамарку? Или располагайся рядом и послушай, - он потряс книжечкой. - Сухово-Кобылин - слыхал о таком?

Я ответил вожатой, что пьесы не читал, а видеть их исполнение на сцене приводилось, и не однажды.

- Читать и смотреть - не одно и то же, - мягко возразила вожатая. - Приходи ко мне, Исмаилов, почитаем?

- К вам? Домой?

- Конечно, - сказала она, отрезав пути к отступлению.

3

Однажды вечером я отправился в гости. Пионервожатая, со старой матерью, учительницей пения, жила в одной из пристроек во дворе школы. Я вместо гостинцев вручил хозяйке небольшой сосуд керосина, что необычайно умилило ее. На столе появились чай, молоко.

- Тебя зовут Додиком, Исмаилов? Не стесняйся, чувствуй себя, как дома у себя, - она подвинула стакан с горячим напитком. Я, обжигаясь и фыркая, принялся за чаепитие. Когда стакан опустошился, улыбаясь, предложила: - Начнем?

Я заволновался. Многое из того, что предстояло сейчас изведать, представлялось смутно: что за штуковина - чтение пьесы? Почему она надумала читать мне? Как держаться при чтении - как быть с руками, висевшими плетью? И еще загадка - вожатая взяла с полки не книгу, а толстую тетрадь. Прижав ее к груди, она подошла к столу, присела и, как девочка-третьеклашка, закрыла тетрадью лицо, сказала:

- Ой, боюсь!

Чего боялась пионервожатая? И будто прочитав мои мысли, произнесла:

- В первый раз читаю свою пьесу - страшно, Додик! Коротко вздохнув, она положила перед собой тетрадь.

- "Домик над Днепром", - выдохнула она, но осеклась. - Так называется пьеса. Надеюсь, ты знаешь, что мы с мамой эвакуированы из Смоленска?

- Ага.

- Правильно произносить "да", - поправила вожатая.

- Да, - повторил я.

Она зачитала список действующих лиц, набрала в легкие воздуха, как штангист перед решающим броском.

- Действие первое, сцена первая, - но снова спохватилась, спросила: - Ты знаешь, что это означает?