По пути в риэлторскую контору я прошу таксиста остановиться у моего дома и пару минут подождать.
Я поднимаюсь к себе. Мокрое пятно на потолке расползлось ещё больше. Размером с автомобильную покрышку, только с ножками и ручками.
Я возвращаюсь в такси, пытаюсь пристегнуться, но ремень слишком короткий. Он больно врезается мне в живот, и я вспоминаю, как Элен Гувер Бойль говорит: «Средних лет. Рост пять футов и десять дюймов, вес… фунтов сто семьдесят. Белый. Шатен, зелёные». Я вспоминаю, как она мне подмигивает из-под взбитого облака розовых волос.
Я называю таксисту адрес риэлторской конторы и говорю, что он может гнать хоть со скоростью реактивного самолёта, главное, чтобы он меня не раздражал.
Подробности о такси: там воняет. Сиденья — чёрные и липкие. В общем, такси как такси.
Я говорю, что я жутко злой и раздражительный.
Таксист глядит на меня в зеркало заднего вида и говорит:
— Может, вам стоит пойти на курсы «Как контролировать раздражительность».
И я считаю — 578, считаю — 579, считаю — 580…
Глава четырнадцатая
Согласно «Архитектурному дайджесту», жить надо в большом особняке с частным садом и примыкающей коневодческой фермой. Согласно «Городу и деревне», отдыхать надо на побережье. Согласно «Туризму и отдыху», лучший способ расслабиться — пройтись на собственной яхте вдоль солнечных берегов Средиземноморья.
В приёмной риэлторской конторы Элен Гувер Бойль это проходит за экстренное сообщение. Сенсационные новости.
Экземпляры всех этих пафосных изданий лежат на низком кофейном столике. Диван с выгнутой спинкой «Честерфилд» обтянут розовым шёлком в полоску. Рядом с диваном — ещё один столик на «львиных» ножках со стеклянными шарами в когтях. Я смотрю на всё это и думаю: сколько мебели попало сюда в «ободранном» виде — без металлических ручек и фурнитуры. Проданную за бесценок, её привезли сюда, где Элен Гувер Бойль собрала её снова.
Совсем молодая женщина, вдвое младше меня, сидит за резным столом в стиле Людовика XIV, вперив взгляд в электронные часы с радио. На табличке, что стоит у неё на столе, написано: Мона Саббат. Рядом с часами — радиосканер, пеленгующий полицейскую частоту, трещит статическими помехами.
По радио, что на часах, передают какое-то ток-шоу. Пожилая женщина ругается на молодую. Насколько я понимаю, молодая забеременела, не будучи замужем, и по этому поводу пожилая обзывает её шлюхой, и потаскухой, и ещё дурой в придачу — потому что дать-то она дала, а взять денег ума не хватило.
Женщина за столом, эта самая Мона, выключает радиосканер и говорит:
— Вы не против, надеюсь? Мне очень нравится это шоу.
Эти звуко-голики. Эти тишина-фобы.
Потребители массовой информации.
Пожилая женщина на радио говорит молодой потаскушке, чтобы та отдала ребёнка в детдом, если не хочет ломать себе жизнь. Она говорит, что молодой шлюшке надо подумать о будущем: окончить университет по курсу микробиологии, потом выйти замуж, и до замужества — никакого секса.
Мона Саббат достаёт из-под стола пакет из плотной бумаги и вынимает из него какую-то штуку, завёрнутую в фольгу. Она разворачивает фольгу, и по комнате разносится запах чеснока и ноготков.
Беременная потаскушка на радио только рыдает в голос.
Палки и камни могут покалечить, а слова могут и вовсе убить.
Согласно «Городу и деревне», личную переписку следует вести на качественной почтовой бумаге, обязательно от руки и красивым почерком. В свежем номере «Недвижимости» я натыкаюсь на объявление:
В объявлении сказано: «Вы заразились кожной инфекцией?»
Номер, который стоит в объявлении, — новый. Я его раньше не видел.
Пожилая женщина на радио говорит молодой потаскушке, чтобы она прекратила реветь.
Большой Брат поёт и пляшет. Насильно кормит тебя с большой ложки, чтобы твой разум не изголодался по мысли, чтобы не дать тебе время задуматься.
Мона Саббат кладёт локти на стол и наклоняется ближе к радио. Звонит телефон, она поднимает трубку:
— Элен Бойль. Продажа недвижимости. Подходящий дом — на любой вкус. — Она говорит: — Ой, это ты, Устрица. Ты извини, тут как раз «Доктор Сара». — Она говорит: — Увидимся на церемонии.
Пожилая женщина на радио обзывает молодую сукой.
На обложке «Первого класса» написано: «Соболь. Узаконенное убийство».
Всё происходит само собой. Непроизвольно, как это бывает, когда на тебя нападает икота. Краем уха я слушаю радио, краем глаза читаю журнал, и баюльная песня звучит у меня в голове.
Из динамика радио слышны только безудержные рыдания.
А вместо реплики пожилой — тишина. Приятная, благословенная тишина. Совершенная тишина. Такой тишины не бывает, если поблизости есть кто-то живой.
Молоденькая потаскушка с шумом вдыхает воздух и говорит:
— Доктор Сара? — Она говорит: — Доктор Сара, вы здесь?
Ей отвечает глубокий и звучный голос. Шоу доктора Сары Ловенштейн прерывается по техническим причинам. Глубокий и звучный голос извиняется перед «уважаемыми радиослушателями». Включается лёгкая танцевальная музыка.