Колыбельная

— Мне кажется, — говорит она, — что вас что-то гнетёт. Причём постоянно. Печаль. Или злость. Ну, в общем, что-то. — Она прекращает писать и берёт свою книжку с подчёркнутыми жёлтым малопонятными фразами. Находит нужную страницу, на пару секунд погружается в чтение, потом листает дальше. — Уравновешенному человеку, — говорит она, — человеку спокойному, человеку, который внутренне не напряжён, пришлось бы прочесть песню вслух, чтобы кого-нибудь усыпить.

Продолжая читать, она хмурится и говорит:

— Если ты хочешь владеть собой, сначала следует разобраться со своими внутренними проблемами.

Я говорю: это из вашей книги?

— Из шоу доктора Сары, — говорит она.

А я говорю, что баюльная песня не только усыпляет.

— В смысле? — не понимает она.

В смысле, что от неё умирают. Я говорю: вы уверены, что у Элен Бойль нету книги «Стихи и потешки со всего света»?

Мона Саббат роняет руки на стол и берёт сандвич, завёрнутый в фольгу. Подносит его ко рту, смотрит на радиоприёмник. Она говорит:

— Сейчас, на радио. — Она говорит: — Это вы сотворили?

Я молча киваю.

— Вы отправили доктора Сару в следующую инкарнацию?

Я говорю, может быть, вы позвоните Элен Гувер Бойль на сотовый — мне надо срочно с ней поговорить.

У меня бибикает пейджер.

А Мона говорит:

— То есть вы утверждаете, что Элен использует эту самую баюльную песню?

Сообщение на пейджере: срочно перезвонить Нэшу. Срочно.

Я говорю, что не могу ничего доказать, но я уверен, что миссис Бойль знает, как с ней обращаться. Я говорю: мне нужна её помощь, чтобы я научился себя контролировать. Чтобы я научился владеть собой.

Мона Саббат прекращает писать и вырывает листок из блокнота. Протягивает его мне, но пока не отдаёт. Она говорит:

— Если вы это серьёзно… насчёт научиться, как контролировать эту силу… приходите на нашу викканскую церемонию. Это древний языческий культ. — Она машет листком у меня перед носом и говорит: — Тысячелетний магический опыт. — Она включает радиосканер.

Я беру у неё листок. На нём — адрес, дата и время.

Радиосканер трещит:

— Подразделение Браво-девять, ответьте на вызов по коду девять-четырнадцать, Лумис-плейс, подразделение пять-D.

— Целой жизни не хватит, чтобы познать мистические глубины этого древнего знания, — говорит Мона и опять принимается за свой сандвич. — Да, и ещё, — говорит она, — принесите своё любимое горячее блюдо, но только без мяса.

И радиосканер трещит:

— Как понял?

Глава пятнадцатая

Элен Гувер Бойль достаёт мобильный из своей белой с зелёным сумочки. Потом достаёт визитку и набирает номер, сверяя каждую цифру. В приглушённом свете маленькие зелёные кнопочки кажутся особенно яркими. Ярко-зелёные кнопочки под ярко-розовым ногтем. Визитная карточка — с золотым обрезом.

Она подносит телефон к уху под взбитым облаком розовых волос. Она говорит в трубку:

— Да, я на вашем чудесном складе и боюсь, что мне нужна помощь, чтобы найти выход.

Она наклоняется к табличке на огромном платяном шкафу, который выше неё в два раза. Она говорит в трубку:

— Я стою рядом… — она читает с таблички, — с платяным шкафом в неоклассическом стиле под Роберта Адама с орнаментальными арабесками из позолоченной бронзы.

Она смотрит на меня и закатывает глаза. Она говорит в трубку:

— Написано: семнадцать тысяч долларов.

Она снимает зелёные туфли на высоких каблуках и стоит в белых чулках прямо на голом бетонном полу. Чулки ослепительно белые, но не как нижнее бельё, а скорее как кожа под этим бельём. Они непрозрачные, и поэтому пальцы у неё на ногах кажутся перепончатыми.

Сегодня на ней костюм с облегающей юбкой. Он зелёный, но не зелёный, как лайм, а скорее как лаймовая начинка для пирога. Он не зелёный, как авокадо, а скорее как авокадовый суп-пюре с тоненьким завитком цедры лимона сверху, который подают охлаждённым в ярко-жёлтой тарелке Cristel de Sevres.

Он зелёный, как сукно на бильярдном столе под жёлтым шаром — именно под жёлтым, а не под красным.

Я спрашиваю у Элен Гувер Бойль, что такое код девять-четырнадцать.

И она говорит:

— Мёртвое тело. Труп.

Я говорю, что я так и думал.

Она говорит в трубку:

— Так, а теперь — налево или направо возле палисандрового буфета Hepplewhite с резным цветочным орнаментом и шёлковым напылением?

Прикрыв рукой трубку, она говорит мне:

— Ох уж мне эта Мона. — Она говорит: — Представляю себе это сборище колдунов: хиппи, пляшущие голышом вокруг какого-нибудь плоского камня, — вот и весь ритуал.

Теперь мне видно, что её волосы — не сплошь розовые. Пряди различных оттенков, чуть светлее и чуть темнее. А если как следует присмотреться, то видны даже оттенки красного, персикового и малинового.

Она говорит в трубку:

— Ага, понятно. Если мне попадётся кромвельское кресло атласного дерева с орнаментом из слоновой кости, значит, надо идти назад.

Мне она говорит:

— Господи, и зачем вы всё рассказали Моне?! Мона расскажет своему бойфренду, и конца этому не будет.

Лабиринт мебели смыкается вокруг нас. Красное дерево, чёрное дерево, коричневая полировка. Позолота и зеркала.