Колыбельная

Такой весь голый и молодой, он поднимает руку Элен повыше. Весь загорелый и мускулистый, он смотрит на её кольцо, потом скользит взглядом по её руке и заглядывает ей в глаза. Он говорит:

— Не всякий решится носить такой сильный камень. Страсть, заключённая в нём, подчиняет себе волю слабых. — И он припадает к нему губами.

— Мы исполняем обряд без одежды, — говорит Мона, — но вам не обязательно раздеваться. То есть совершенно не обязательно. — Она кивает в сторону кухни и говорит: — Устрица, пойдём — ты мне поможешь.

Уже уходя, Устрица оборачивается ко мне и говорит:

— Одежда — высшее проявление нечестности. — Он улыбается уголком рта, подмигивает и говорит: — Классный галстук, папаша.

Я считаю — раз, считаю — два, считаю — три…

Когда Мона уходит на кухню, Элен говорит мне:

— У меня в голове не укладывается, что вы всё ему рассказали.

Она имеет в виду Нэша.

У меня не было выбора. К тому же он всё равно не найдёт текста песни. Я сказал ему, что свою книгу я сжёг. И все остальные книги, которые мне удалось разыскать. Он не знает про Элен Гувер Бойль или про Мону Саббат. Он никогда не узнает, что это за стихотворение.

Из оставшихся книг ещё несколько дюжин хранится в публичных библиотеках. Может быть, мы сумеем их разыскать и уничтожить страницу 27, пока будем охотиться за изначальным источником.

— «Книга теней», — говорит Элен.

Гримуар, как его называют ведьмы. Книга заклинаний. Власть над миром, оформленная в слова.

Звонят в дверь. Ещё один парень раздевается догола прямо в прихожей. Он представляется — Ёж. Подробности о Еже: дряблые мышцы, отвисшая задница. После рукопожатия у меня на ладони остаются короткие чёрные волоски — точно такие же, какие растут у него на интимном месте.

Элен прячет руки в рукавах своей шубки. Она подходит к камину, берёт с алтаря апельсин и принимается его чистить.

Приходит мужчина по имени Барсук с живым попугаем на плече. Приходит женщина по имени Ломонос. Приходит Лобелия. Лазурная птица звонит в дверь. Потом — Опоссум. Потом приходит Чечевица, или она принесла чечевицу — я так и не понял. Элен выпивает ещё одно жертвенное подношение. Мона выходит из кухни с Устрицей, но уже без халата.

В коридоре у двери остаётся куча грязной одежды, и мы с Элен — единственные, кто одет. Где-то в куче одежды звонит мобильный, и Воробей отрывает его, чтобы ответить. Она наклоняется над разбросанной одеждой, её груди свисают, на ней — только очки в чёрной пластмассовой оправе. Она говорит в трубку:

— Псих, Полено и Пирог, юридические услуги. — Она говорит: — Можете описать вашу сыпь?

Мону я узнаю только по её красно-чёрной причёске и бесчисленным цепочкам на шее. Я стараюсь не особенно пялиться, куда не надо, но волосы у неё на лобке чисто выбриты. Если смотреть прямо спереди, её бёдра представляют собой два идеальных изгиба с выбритым треугольничком между ними. Если смотреть в профиль, её груди слегка приподняты — как будто пытаются прикоснуться к собеседнику розовыми сосками. Если смотреть сзади, у неё крепкая ладная попка, и я считаю — четыре, считаю — пять, считаю — шесть…

В руках у Устрицы — белая пластиковая коробка из кулинарии.

Женщина по имени Жимолость — из одежды на ней только хлопчатобумажный платок-бандана — рассказывает о своих прошлых жизнях.

И Элен говорит:

— А разве реинкарнация — это не просто способ оттянуть неизбежное?

Я интересуюсь, когда мы будем кушать.

И Мона говорит:

— Господи, вы прямо как мой отец.

Я спрашиваю у Элен, как ей удаётся держаться, чтобы не поубивать тут всех.

Она берёт очередной бокал вина с каминной полки и говорит:

— Пожалуй, их стоит убить. Из милосердия. Чтобы не мучились.

Курительные палочки пахнут жасмином, а все собравшиеся в этой комнате пахнут курительными палочками.

Устрица выходит на середину комнаты, поднимает над головой коробку и говорит:

— Ладно. Кто принёс эту гадость?

Это мой салат из трёх видов фасоли.

А Мона говорит:

— Не надо, Устрица, очень тебя прошу.

Устрица держит коробку за ручку брезгливо, двумя пальцами. Он говорит:

— Еда без мяса означает, что в ней нет мяса. А ты, пожалуйста, помолчи. Кто принёс это? — Волосы у него в подмышках ярко-рыжие. Почти оранжевые. И на лобке тоже.

Я говорю, это всего лишь салат из фасоли.

— С чем? — хмурится Устрица, потряхивая коробку.

Ни с чем. Без всего.

В комнате так тихо, что слышен шум битвы при Геттисберге из соседней квартиры. Задумчивые переборы гитары — кто-то депрессирует наверху под народную музыку. Актёр орёт благим матом, лев истошно ревёт, бомбы с грохотом падают с неба.

— С ворчестерширским соусом, — говорит Устрица. — А это значит, анчоусы. То есть мясо. То есть жестокость и смерть. — Он держит коробку в одной руке, а второй рукой указывает на неё. — Сейчас я спущу это в унитаз, где ему самое место.

А я считаю — семь, я считаю — восемь…

Воробей раздаёт всем маленькие круглые камушки из плетёной корзины у неё в руке. Один камушек достаётся мне. Он холодный и серый, и она говорит:

— Сожмите его в руке и постарайтесь настроиться на волну его энергии. Для обряда мы все должны настроиться на одну волну.