Колыбельная

Мужчина был молодой, светловолосый. Его длинные волосы развевались на ветру всякий раз, когда мимо проносилась машина. У него была рыжая козлиная бородка и шрамы на обеих щеках, под глазами. Шрамы были ярко-красными, и молодой человек запустил руку в мусорный мешок, где лежала мёртвая собака, и сказал, что она никакая не мёртвая.

Рабочие рассмеялись. И закинули лопату обратно в кузов.

Мешок зашевелился, и внутри кто-то тихонечко застонал.

А потом залаял.

И вот — здесь и сейчас. Я пишу эти строки, а старик ждёт у себя в машине, неподалёку от нас, но всё же достаточно далеко. Мимо проносятся легковушки и грузовики. На той стороне шоссе останавливается «универсал». Они приехали всей семьёй. Они открывают багажник, и внутри — мёртвая рыжая кошка. Чуть подальше — женщина с ребёнком сидят у обочины на раскладных стульях, а рядом с ними, на бумажном полотенце, лежит хомячок.

Ещё дальше — пожилая пара. Они стоят, держа зонтик от солнца над молодой женщиной, обмякшей в инвалидной коляске.

Старик, мать с ребёнком, семейство в «универсале» и пожилая пара — все с надеждой вглядываются в машины, которые проносятся мимо.

Иисус Задавленных Зверюшек появляется каждый раз на новой машине: двухдверной, четырехдверной или в пикапе. Иногда он приезжает на мотоцикле. Однажды приехал в машине с жилым прицепом.

На фотографиях и на видео — это всегда молодой человек с длинными светлыми волосами, рыжей козлиной бородкой и шрамами на щеках. Один и тот же молодой человек. С ним всегда приезжает женщина, но она никогда не выходит из машины.

Пока я пишу эти строки, Сержант целится в нашу шубу. Старая меховая шуба. Кетчуп и мухи. Наша приманка. Как и все остальные, мы здесь ждём чуда. Мы ждём мессию.

Глава девятнадцатая

Едем в машине. Всё, что снаружи, — жёлтое. Жёлтое до самого горизонта. Но не лимонно-жёлтое, а жёлтое, как теннисный мячик. Как жёлтый теннисный мячик на ярко-зелёном корте. Мир по обеим сторонам шоссе — одного цвета.

Жёлтого.

Вздымаются, пенятся волны жёлтого, расходятся рябью под порывами горячего ветра от проносящихся мимо машин, плещутся через гравиевые обочины и бегут к жёлтым холмам. Жёлтые. Светят жёлтым в машину. Нас четверо: я, Элен, Мона и Устрица. Наша кожа и наши глаза — всё жёлтое. Подробности об окружающем мире. Он жёлтый.

— Brassica tournefortii, — говорит Устрица. — Марокканская горчица в цвету.

Мы едем в машине Элен, где пахнет горячей кожей. Элен за рулём. Я сижу впереди, рядом с ней. Устрица с Моной — на заднем сиденье. На сиденье между нами — между мной и Элен — лежит её ежедневник. Красный кожаный переплёт липнет к коричневой коже сиденья. Атлас автомобильных дорог США. Компьютерная распечатка списка всех городов, где в библиотеках есть книжка, которая нам нужна. В жёлтом свете синяя сумочка Элен кажется зелёной.

— Как же красиво. Я бы всё отдала, чтобы быть индианкой. — Мона смотрит в окно, прислонившись лбом к стеклу. — Родиться в племени черноногих или сиу лет двести назад… родиться свободной и просто жить в полной гармонии с природой. В мире, где всё натуральное.

Я тоже смотрю в окно, прижавшись лбом к стеклу. Мне интересно, что там такого красивого видит Мона. В машине работает кондиционер, но стекло — обжигающе горячее.

Странное совпадение, но в атласе автомобильных дорог весь штат Калифорния раскрашен точно таким же ярко-жёлтым цветом.