Вера отчаянно пытается найти хоть какое-то объяснение происходящему. Примирить тот далекий августовский день, в котором случилось непоправимое, и сегодняшний вечер, где погибший шестнадцатилетний мальчик, уже превратившийся во взрослого мужчину, спокойно шагает рядом и совсем не помнит, что с ним когда-то случилось. У него амнезия? Или, может, он сознательно решил отрицать действительность? Предположения, одно другого нелепее, разворачиваются в Вериной голове друг за другом, словно шуршащие обертки. Но вместо догадки в каждой из них обнаруживается беспомощная пустота.
– Зачем вы пришли сегодня? Зачем ждали меня? И почему говорите мне все это сейчас?
– Я просто хочу понять, в чем был смысл той истории. Не приоткроете завесу тайны? А то я все эти дни ломал голову.
– Никакой тайны нет. Я просто, видимо, перепутала вас с другим человеком. Которого когда-то знала. Вот, собственно, и все, добавить тут нечего.
– Значит, я на кого-то так сильно похож?
– Значит, да.
– Интересно было бы посмотреть на этого моего двойника. Я не ошибусь, если предположу, что вы к нему были неравнодушны?
– Ошибетесь.
– Что ж, значит, показалось.
– Что вам показалось?
– Что вы очень хотели встретиться с этим человеком вновь. И очень надеялись, что я им окажусь. Но уж простите, это не так. Надеюсь, вы не сильно расстроились.
– Не сильно.
Вера вспоминает пестрящую цветами могилу Коршунова. И думает, что, видимо, это действительно была
– Ну и хорошо. Тогда, быть может, мы забудем всю эту историю про загадочного двойника, и я просто приглашу вас выпить со мной кофе?
– Я не пью кофе с пациентами.
– Это у вас принцип такой? Что ж, понимаю. Но ради меня ведь можно сделать исключение?
– С какой стати я должна делать исключения ради вас?
– Может, просто с такой стати, что я вам все-таки понравился, несмотря на медицинскую этику и ваши яростные отрицания?
– Вы опять за свое?
– Опять, каюсь. Просто мне так кажется, вот и все.
– А по-моему, вам слишком много всего кажется.
– Да ладно вам, Вера Валентиновна. Да ладно вам! – весело говорит он и непринужденно берет ее за локоть.
Вера вздрагивает. Она будто снова слышит голос умирающего Аркадия Леонидовича. И снова видит его пародонтозный оскал и мягкий, чуть размытый взгляд небесно-голубых глаз, словно немного вытекших из отвислых век.
– Откуда вы знаете мои имя и отчество?
– Как это – откуда? Когда я записывался на прием, мне по телефону очень вежливая девушка из регистратуры сказала, как зовут врача. И я запомнил. Память у меня хорошая. Но, если честно, обращение по имени-отчеству – это как-то слишком официально. Могу я называть вас просто Верой?
– Не можете.
Он все не отпускает руку и, кажется, наоборот, еще крепче сжимает пальцы на Верином локте. Под кожей уже наверняка наливается лиловый синяк, похожий на перезревшую, с мякотью, сливу. А в голове все окончательно запутывается. Плотная белая исступленность завоевывает в сознании все больше пространства. Словно густо стелется непроглядный туман. Заслоняет трезво-холодные привычные мысли.
Сквозь туман Вере в какой-то момент начинает видеться, что идущий рядом человек каким-то немыслимым, непостижимым образом затерялся во времени.
– Почему вы такая напряженная, Вера?
– Я не напряженная. Я просто не люблю навязчивость.