Колыбельная белых пираний

Кирилл обеспокоенно сводит брови. Внимательно смотрит непонимающими бутылочно-зелеными глазами, пытается успокоить дыхание, сбитое больше тревогой за больную Вероньку, чем стремительным лестничным подъемом.

– Алина?..

– Ну да. Приходила сегодня твоя подруга, подкараулила меня у подъезда.

– Как это – подкараулила? Зачем?

– А чтобы обвинить меня в том, что я, дескать, плохая жена, плохой врач и все в таком роде. Кажется, она меня не очень жалует. И вот – решила все мне высказать.

– Ну, не обижайся на нее, – робко, как будто немного сконфуженно говорит Кирилл. Словно это он виноват в Алининой бесцеремонности. – У нее просто сейчас сложный период в жизни… У матери со здоровьем проблемы – ей даже вчера пришлось везти ее в больницу. Вот она и срывается на всех. А так-то она человек хороший, незлой…

– Да знаю я все. И не обижаюсь. Просто рассказываю.

Несколько секунд Кирилл растерянно молчит, замерев среди переплетенных лестничных теней, никак не могущих соткаться в плотную единую темноту.

– Ну а здесь-то почему сидишь?

– Не получается зайти в квартиру. Что-то с ключом произошло.

Вера кивает в сторону неподвижно лежащей на стыке черно-серых плит металлической рыбины.

– Погнулся?

– Да вроде нет. Просто отказывается открывать. Упрямится.

Кирилл осторожно поднимает ключ и с легким прохладным щелчком открывает дверь.

Его-то, в отличие от меня, дом не отталкивает.

– Такое, Веронька, бывает… – смущенно говорит он, проходя в глубь квартиры. – Подожди, сейчас свет включу. А ты давно тут сидишь? Чего не позвонила? Я бы приехал сразу.

– Да нет, только недавно пришла, не переживай.

Вера слезает с подоконника и подходит к открытой двери. Квартира встречает ее абсолютно темной, криво разинутой пастью. Кажется, будто внутри на несколько часов позднее, чем на улице, все еще густеющей молочными сумерками. Где-то там, в глубине квартирной глотки затаилась леденисто-черная не включенная лампа. Но вот Кирилл нащупывает выключатель, и из гостиной в прихожую тонкой паутиной тут же протягивается свет.

– Ну а зачем же ты пошла за аспирином? – доносится из гостиной голос Кирилла. – Почему меня не попросила зайти в аптеку?

– Да не ходила я ни за каким аспирином. И вообще я не болею. Просто решила не ходить на работу, и все. И сегодня, и вообще.

Вера так и остается стоять на пороге. Замирает в дверном проеме между двух полумраков – лестничного и квартирного. Полумраки не смешиваются, не проникают друг в друга ни цветом, ни плотностью, словно воды Амазонки и Риу-Негру недалеко от Манауса.

Кирилл выплывает обратно из гостиной, навстречу Вере.

– Как это – вообще?

– Да вот так. Я решила, что работать врачом – это все-таки не для меня.

– Что-то случилось? Конфликт какой-нибудь? Или пациент внезапно скончался? Зайди, пожалуйста, не стой на пороге и расскажи мне все.

Но Вера не заходит. Ей кажется, будто из глубины квартиры наплывают густые сдобные запахи. Запахи бытового уюта, пекущихся пирогов, благоустроенности. Чужие запахи. Алинины.

– Просто мне кажется, что я не гожусь для этой профессии, только и всего.

– Ты что-то сделала не так, совершила какую-то ошибку? И теперь коришь себя за это?

– Что-то в этом роде.

Кирилл подходит ближе, осторожно берет ее ледяную ладонь. И ладонь тут же начинает наливаться глубинным живительным теплом. Как в тот далекий день, когда Вера, уходя с курсов, отдала ему свою визитку.

– Так ведь все иногда ошибаются. Это же не повод бросать работу. Я не сомневаюсь, что ты прекрасный врач, Веронька.

– В любом случае вряд ли мне удастся сохранить свое рабочее место после ошибки, которую я совершила.

– Ты думаешь, тебя могут уволить? Но ведь нельзя так сразу опускать руки. За свое место нужно побороться. По крайней мере, попробовать побороться. Доказать всем, что ты этого места заслуживаешь.

Попробовать побороться. Ну да, как же без этого…

Когда-то очень-очень давно Вере казалось, что за свое место бороться не нужно. Что можно просто жить. Что счастье можно собрать вручную, из самых простых вещей: смолисто-грибного запаха, терпкого чая, неуловимого кострового дымка, свежего черничного пятна на рукаве. Но оказалось, что это не так. Ради своего места нужно непременно ожесточенно биться, поедать живьем других.

– Мне хочется просто сдаться. Отступить в темноту, исчезнуть, признать поражение.

– Ну что ты скисла? – говорит Кирилл.

Точно так же говорила мама, когда семилетняя Вера увидела за окном автобуса придавленного железом водителя.

– Я не скисла. Я просто задумалась.

– Перестань, Веронька. Все пройдет, все уляжется. Что бы у тебя там ни произошло на работе. Все непременно вернется в привычное русло. Лучше подумай о приятном. О том, например, что совсем скоро мы с тобой вместе поедем в отпуск. Отправимся в тропики, в дождевые леса Амазонии, как и планировали.

Вера вздрагивает и резко поднимает голову:

– Я же говорила, для такого путешествия мы уже не успеем сделать прививки. Даже если удастся достать билеты на самолет, в чем я сильно сомневаюсь.