Колыбельная для Джона (СИ)

Все два отделения концерта Джон не слышит Лайстера. Когда он смотрит на сцену, совершенно не видит его, а когда не смотрит – видит только Шерлока Холмса, которому посвящено все внимание Джона: идеальному профилю в тусклой подсветке боковых светильников, буйным кудрям, длинной шее, белеющей над воротничком рубашки, темной ткани костюма, обволакивающей тонкий стан, как вторая кожа, узкой руке, покоящейся на подлокотнике кресла так близко, что, если постараться, можно задеть собственной рукой. Во избежание эксцессов Джон убирает свои руки подальше, даже садится на ладони, чтобы они самовольно не устроили какой-нибудь демарш в направлении соседа. Джон честно старается наслаждаться музыкой, это же катастрофа, быть на концерте Лайстера и не услышать его, но отвлекающий красавец рядом заполняет собой весь мир, и Джон лишь молится на то, чтобы его навязчивое внимание в сумраке концертного зала осталось незамеченным предметом восхищения. Во время антракта Шерлок остается на месте, сканируя пространство вокруг пронизывающим взглядом, а Джон сидит рядом, боясь шевельнуться и привлечь к себе внимание. Уткнувшись носом в программку, он едва дышит, ощущая, как кровь приливает к кончикам ушей. Лишь бы этот жуткий взгляд не остановился на нем, ведь тогда все грязные мыслишки Джона станут проницательному Шерлоку Холмсу тут же известны. Тот факт, что Мэри так и не появляется на концерте, остается незамеченным. Какая к черту Мэри, какой Лайстер, когда рядом сидит это гениальное совершенство. Джон чувствует себя самым несчастным и одновременно самым счастливым человеком в мире. Несчастным, потому что бежит от ненужного зарождающегося в сердце чувства, счастливым, потому что рядом тот, кто будит это самое чувство. Джон не слышит ни Мендельсона в исполнении Лайстера, ни Россини, ни Баха, и только когда в финале звучат первые такты Брамса, кларнетист в Джоне пробуждается, и он, наконец-то, СЛЫШИТ музыку. Пальцы, плотно прижатые бедрами к бархатной подушке сидения, порываются наиграть мелодию вслед за мэтром, и Джон высвобождает руки, укладывая их на колени. Первая часть сонаты, которую он разучивал к выпускному концерту, эхом звучит в голове, вылетая из-под пальцев, пробегающих по дешевой костюмной ткани брюк. Лайстер прекрасен, его исполнение божественно, и Джон с трудом сдерживает слезы восторга, потирая грудь слева, где разнылось глупое сердце. Когда он поднимается со всеми, чтобы поблагодарить Лайстера аплодисментами, ловит на себе недоумевающий взгляд соседа. Джон отворачивается, безошибочно читая собственную неуместность в этом месте и в это время, как никогда чувствуя неловкость и недовольство своим внешним видом. Скорее всего, этот Шерлок Холмс даже не узнал его, еще бы, они виделись только в баре, а в университете ни разу не столкнулись нос к носу. Джон отворачивается, продолжая хлопать, а когда музыканты уходят со сцены, старается незаметно ускользнуть от всевидящего взгляда соседа. Денег на такси нет, а метро уже закрыто. Джон пешком возвращается в общежитие, сунув руки в карманы куртки – с неба моросит пакостный в своей навязчивости дождик. Сердце Джона переполнено эмоциями от встречи с Шерлоком Холмсом и от Брамса в исполнении Лайстера. Образы прошлого преследуют, соревнуясь за внимание с парнем из бара, и пока Шерлок Холмс выигрывает. Похоже, Джон плотно увяз в своих заполошных чувствах к нему. Когда все так непросто, и любые предпринимаемые действия только все ухудшают, он предпочитает тактику бездействия – пусть все идет так, как идет.

После встречи на концерте Джон, сам не понимая почему, избегает Шерлока Холмса. Не так уж и много мест, чтобы они пересекались, но Джону неприятно увидеть изумленное узнавание на лице этого невыносимого типа. В стенах университета Джон не застрахован от случайности столкнуться с ним, но при известной доле осторожности эти случайности можно свести почти к нулю. По известной формуле «с глаз долой, из сердца вон», Джон немного успокаивается и даже перестает думать о нем. Лекции, практические занятия, практика в больнице и подработка не дают даже шанса помечтать о недостижимом. Кроме того, Джон приглашает Мэри на свидание в благодарность за концерт Лайстера, и это не так уж и ужасно. Они пьют кофе в кафе, едят мороженое и целуются на прощание. Мэри, долго извинявшаяся за то, что не смогла прийти на концерт, кажется, по настоящему счастлива. Джон надеется, что с ее помощью избавится от неправильного желания ощутить под рукой твердость чужой плоти и научится радоваться девичьим мягким округлостям. Джон все еще надеется на то, что однажды сможет быть нормальным.