Колыбельная для вампиров

Хозяин дома хоть и нервничал, но был готов к диалогу, и потому нащупав почву под ногами, Ник взял себя в руки и держался уверенно. Он надменно выпрямился и, сложив руки на столе, обвёл собеседников холодным взглядом.

— Что ж, сыграем по вашим правилам, господа. Мне все равно, но не будем тянуть, и утомлять присутствующих дам своими недомолвками, — посмотрев на Рени, юноша снова виновато улыбнулся, но быстро отвёл взгляд и сосредоточился на мужчинах. — В вашем случае, думаю, мне нет нужды представляться. С хозяином дома мы уже встречались, правда, довольно давно, — он перевел внимательный взгляд на Главу СБ. — Да и для господина Штейна не секрет, кто я такой, но он до сих пор не теряет надежды. Не имеет смысла упорствовать в своих заблуждениях. Я — это я.

— Иногда очень не хочется расставаться со своими иллюзиями, — сказал Штейн и с грустной миной на лице потянулся к бокалу с вином, но передумал и, налив себе водки, залпом опрокинул её в себя. Сочно хрустя огурцом, он меланхолично добавил: — К сожалению, страусиная позиция невыгодна со стратегической точки зрения.

Насторожившийся Палевский оказался не столь спокоен. Его взгляд, устремленный на юношу, заледенел и, перехватив инициативу, он сразу же перешел в наступление:

— Зачем ты явился? — перейдя на «ты» он надавил на собеседника с позиций старшего, — ведь я не нарушал твоих условий! Или ты считаешь, что мало принес мне горя, убив Эльжбету? Собираешься снова сеять хаос и разрушение в моем доме? Не выйдет! — в его голосе прозвучала тихая ярость. — Чтобы ты не вообразил себе, я не дам разрушить мою семью! — не дождавшись ответа, он почти выкрикнул: — Отвечай, не тяни, что тебе нужно?

Явно нарочито затянув паузу, Ник с полным самообладанием смотрел в лицо Палевского, полыхающее гневом. Наконец, он холодно улыбнулся.

— Успокойся, твоим близким ничего не грозит, слово райделина. Они вообще не имеют никакого отношения к моему визиту.

— Надеюсь, что это так и ты мне не лжешь.

— Как райделин правящего дома, я не имею привычки лгать! — немедленно отчеканил юноша, и в его глазах вспыхнули зеленые искры, предвестницы гнева.

Резко встав, Палевский взял сигареты с изящного резного столика и закурил, щелкнув золотой зажигалкой. Немного успокоившись, он сказал после небольшой паузы:

— Да? И твоему слову можно верить?

— Решай сам, — ледяным тоном ответил Ник.

И как ни странно показалось ему самому, но Палевский поверил гостю на слово. Внутреннее напряжение слегка отпустило, и он вновь закурил, выбросив предыдущую сигарету в старинную вычурную пепельницу. Вскочив на ноги, он принялся беспокойно ходить по комнате. Пока внимание присутствующих было приковано к хозяину дома, никто кроме Штейна не заметил, что Ник тоже расслабился, и в его глазах погас зеленый гневный огонек. Рени, сопровождавшая метания мужа неотрывным взглядом, недовольно поморщилась при виде того, что он непрерывно курит.

— Дорогой, прекрати маячить перед глазами, пожалуйста, сядь на место. Дай сказать мальчику то, что он хотел, — не выдержав, проговорила она с мягкой укоризной в голосе.

— Нашла мальчика! — хмыкнул Палевский, но все же послушался, и сел на место. — Знаешь ли, милая, сей милый мальчик будет постарше нас всех вместе взятых, — иронично добавил он и, взяв себя в руки, мгновенно скрылся за маской холодного спокойствия.

После слов мужа до Рени дошло, с кем они имеют дело. С недоверием на лице, она изумленно воззрилась на юношу.

— Ник, неужели это правда?

В ответ он мягко улыбнулся и сокрушенно развел руками, дескать, и рад бы отказаться, но что делать, если так обстоят дела.

— Боже мой, скажи я кому, так кто ж мне поверит?! — пробормотала ошарашенная Рени.

Тем временем растревоженный воспоминаниями более чем полувековой давности, Палевский чувствовал себя далеко не так спокойно, каким казался внешне. Слишком уж болезненными оказались ожившие картины прошлого, вызванные в его памяти появлением Старейшего. В прошлом он настолько сильно любил Эльжбету, свою бывшую жену, что и сейчас ее образ, возникший перед его внутренним взором, вызывал ощутимую боль в сердце. Изнервничавшегося Михаэля вдруг охватила такая тоска по ушедшей любви, что он, не обращая внимания на присутствующих, перенесся мыслями в далекие времена юности и погрузился в счастливые моменты беззаботных и счастливых дней.

«Моя прекрасная королева, зачем же ты убила моё сердце, прежде меня? — со светлой грустью подумал он и тяжело вздохнул. — Какое безумие юности! Ведь я был настолько ослеплён любовью, что не стал бы бороться с Эльжбетой за власть…»

Голос юноши не сразу пробился сквозь пелену воспоминаний Палевского и он, заметив встревоженный взгляд жены, виновато улыбнулся. Но его слабость длилась недолго, он перевел взгляд на Ника, и на его лице вновь появилась привычная маска холодного высокомерия и собранности.

— Я только что говорил присутствующим, — сказал юноша, вопросительно глянув на него, — что хотел бы продолжить своё представление…

— Я думаю, что все уже поняли, с кем имеют дело, — холодно перебил его Палевский.