Колыбельная (СИ)

И быстро вышел. Прошел через комнату и коридор в свою каморку, закрыл дверь.

И, едва успев расстегнуть ремень, обхватил себя рукой, набив рот собственной мокрой футболкой, к которой только что прижимался Солдат. Он остервенело, бешено вбивался себе в кулак, в тот же кулак, мокрый, влажный и скользкий от воды и семени, кляпом глуша стоны, сильно кусая ткань. Вода стекала в горло, но он не замечал этого, потому что мыслями был все еще там, в душе, и в его руках дрожало и двигалось сильное тело, покрытое каплями воды… В мыслях он толкал Солдата к стене, сжимая ладонями круглые мокрые ягодицы, разводя их в стороны, полно и тяжело укладываясь между ними на всю длину, и терся, терся, растворяясь в ритмичном скольжении, глядя на ямочки над поясницей, на длинную линию позвоночника, на блестящие пластины левого плеча с красной звездой… и волосы. Длинные волосы на затылке, которые так хотелось вобрать в рот и прикусить, вытянув низкий стон или рык… и сейчас ему хочется, очень-очень хочется…

Выплеснуться на эту выгнутую спину, сбрызгивая оттопыренные ягодицы, жадно наблюдая, как теплое семя медленно стекает в ложбинку между ними…

Стив рухнул на пол, сотрясаясь остаточной дрожью. Сперма стыла на кулаке и на полу, голова гудела звоном. Он выплюнул импровизированный кляп, вытянул ноги, поудобнее прислоняясь спиной к двери. И несильно, но ощутимо стукнулся в дверь затылком. Прикрыл глаза.

Все очень плохо.

Он еще ни разу не фантазировал о Баки вот так. Наоборот – бывало, давно, когда он, еще обладатель тощего теловычитания, грезил под одеялом о том, что позволил бы Баки сделать с собой, если бы тот захотел. Но вот так – ни разу. Ужас зрел медленно и тяжело, вытесняя негу пережитого экстаза. Его желания уже совсем не тянули на невинные, и Стив боялся, что дальше будет хуже.

Он думал о сексуальной составляющей привязанности. Думал – и отбрасывал каждый раз, даже мысленно остерегаясь трогать эту тему. Потому что это Баки. И Баки спит. И даже если Солдат проявляет к нему интерес… так нельзя. Даже если оголенное подсознание Баки его желает.

Стив уже не сомневался. Он был возбужден, Солдат прижимался к нему и не мог не почувствовать. Он терся об него и делал это сознательно. Это была провокация. Чистой воды. О, небо…

Когда он вышел в сухой чистой одежде, Солдат, тоже в свежем, поднял на него глаза, и Стив тепло улыбнулся ему, взял с полки шахматы и начал расставлять фигуры.

Они играли легко, будто бы ничего особенного не случилось. Перед криокапсулой разве что долго смотрели друг на друга, и Солдат потянулся к нему, поцеловал. Мягко, даже скромно. Но Стив заметил, как затрепетали его ноздри, когда он приблизился. Почуял. Не мог не почуять.

Нужно было что-то делать с этим. Немедленно. Срочно.

*

Он принял тяжелое решение не делать ничего. Оно действительно было тяжелым, для них обоих. Пора было взять себя в руки и обуздать это, пока не поздно. На четыре дня Стив прекратил всякие ласки, оставив лишь легкие поцелуи перед криокапсулой. Целомудренные. Он пробовал обуздать себя, и у него получалось. В конце концов, ненужное напряжение сбрасывалось тут же в душе, хотя всякий раз после экстаза Стив чувствовал себя погано, вспоминая… нет, не Баки в криосне. Вспоминая глаза Солдата, которого лишили ласки.

В этих глазах за эти четыре дня он видел столько эмоций, сколько не видел за все время общения с ним. Солдат не понимал его душевных терзаний и глубоких внутренних дилемм. Стив ловил осторожные, робкие попытки коснуться, придвинуться ближе, по блеску в глазах понимал, как и чего ему бы хотелось, он дважды за эти дни ловил Стива за руку, и всякий раз он останавливал. Мягко, но настойчиво.

И читал в этих глазах всякий раз – разное. Непонимание. Удивление, боль, огорчение и, под конец, такое яркое, читаемое выражение скорби… почти страдание.

«За что я наказан?»

Именно это лицо стояло у него перед глазами всякий раз, как рассеивался кумар наслаждения.

Стив рвался на части. Это было совсем не то выражение, которого он добивался, а объяснить…

Этого он объяснить Солдату не мог. Не знал, как.

*

Стиву часто приходила в голову мысль, что когда ты сам не совершаешь действие, медлишь, пропускаешь ход, то его делают за тебя. И не всегда это может понравиться, но раз уж снял с себя ответственность и передал вожжи другому, то будь готов. За него решил Солдат.

Ничто не предвещало. Они потренировались, как всегда, поели, поиграли в шахматы, даже поцеловались. Солдат весь день казался странно задумчивым, и пора было бы уже уяснить, что когда он становится таким, это значит внутреннюю работу мысли, которая скоро обратится в действие. Стив не заметил. Списал на дождь.