Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни

Вот такие пироги с котятами. Да в жизни чего только не было: было и хорошее, было и плохое, всякое было и по-разному. Я не жалею о том, что прошёл в детстве школу выживания в действительном смысле слова. Я был юркий вообще такой мальчишка, не то, что шевалну куда не надо, но просто был юркий. Законфликтовал с директором школы, в Брагино я учился тогда. На почве того, что не по форме одежды одет, в таком плане, раньше же было такое. Ну чего: все в форме, а я в джинсах, в кроссовках, в то время – это ж!.. Так нет – меня просто папа баловал, я мог себе позволить вещи, которые другие не могли себе позволить.

Конфликт кончился тем, что меня отправили в спецшколу [для трудных подростков]. Есть такой город Кимры, я думал, на юг отправили, оказывается, Савёловский район, Калининская область. То есть это от Москвы два часа до Савёлова, ну и там десять минут ходьбы до спецшколы. Там чего, там всё по-людски, жёстко, но по-людски: на первом плане спорт, на втором плане работа. Ну а работа какая там: станки, учились работать на станке, потом швейное производство, обувь шили. Я в то время очень хорошо узнал, где и что в Москве. Потому что нас постоянно возили в Москву на экскурсию, посещали музеи, выставочные залы, буквально всё. Хорошая программа была…

[Это] считай, я был пятый класс, я пробыл там год, через год меня отец забрал оттуда. Приехали в Ярославль, надо в школу, куда в школу? И меня в девятый класс вместо шестого, в вечернюю школу. Трудоустроился на „Парижскую коммуну“ – это деревообрабатывающий комбинат. Устроили экспериментальный цех эксклюзивного творения, то есть нас работало там три человека: два старичка и я – молодой. Вот они меня учили всему этому разному, научили до шестого разряда. [Занимались] всем: от, например, шкатулок до хороших гробов. Не беру во внимание, допустим, мебель, которую по своим эскизам приходили и заказывали: вот так хочу, так хочу, так хочу…

А государственные заказы, какие там были заказы? В то время чем там занимались – это шпонили, короче, брёвна – берёзу, делали заготовки, из этих заготовок делали просто полки книжные, больше ничего там не делалось в то время. Это восемьдят четвёртый, что ли, я уж и не помню, какой это год был. Это просто сидеть вспоминать, потому что столько всего после этого происходило.

[На деревообрабатывающем мне] понравилось. Я сам-то по сути дела такой: мне бы всему научиться. Я всегда пытался, старался всегда чего-то перехватить, чему-то научиться у стариков. Те же самые шкатулки, я их научился резать их в Архангельске, на лесоповале. Это всё по той же химии. Я не продеждался на химии, мне остаётся три месяца до конца и у меня происходит конфликт с узбеком. Тогда же и поляки, и узбеки были в России; и в тюрьмах, и везде они были.

Как раз у меня сын родился. Конфликт произошёл на почве [того, что] он избил старика, а я заступился. Конфликт не на улице, а в самом общежитии. Избил он его в умывальнике, а напротив умывальника – дверь хозяина, то есть директора этого заведения. Он дверь открывает, этот – весь в крови, на полу кровь. Ну и меня дальше-больше, одно за другим. Ну и мне добавляют срок и отправляют на поселение в Архангельской области. На вольное поселение, ещё на три года. Семья, жена не хотела, она на тот момент уехала к себе в Азию. Она сама жительница Средней Азии, жила там с родителями, с сыном. Я-то каждый день ждал. А поехал туда своим ходом, там дают адресат, всё, своим ходом приехал. Там остепенился, показали, где жить, то-сё. Жил, работал на повале, потом на МАЗе лес возил по зимнику.

Хорошие условия. Есть такой город Лешуконское, Архангельской области. Хозяин поселения, он при исполнении, он непосредственно был начальником всего Лешуконского района. То есть он отвечал за поставку леса, у меня с ним были хорошие отношения. И он меня, короче, перетянул. Я очень хорошо рисовал, и он меня к себе в трест перетянул Лешуконский со Щельи, с посёлка. Вот я у него работал, ну а потом освободился, уехал. Мы с ним очень долго общались после всего этого.

А с женой я развёлся, в Архангельске меня развели. Всё, мы разошлись, я освободился, а тут началась война в Азии. Дальше-больше, всех русских оттуда гнали, это при Ельцине. В итоге они приехали в Ярославль, потому что им деваться некуда было, они знали, что я освободился. [А жена была] хохлушка. Это с Ошской области, это Ош, Киргизия-Узбекистан граница, вот они уехали оттуда, приехали сюда. Сестра помогла им с жильём в Некрасовском, в Некрасовском они остановились и до сих пор живут. Тесть сам пчеловод. На тот момент, когда это всё было хорошо, у него было сто семнадцать ульев: это две пасеки в Узбекистане, в Киргизии. А потом всё рухнуло. Я его предупреждал, у меня очень хорошая интуиция.