Колымские тетради

Это все — ее советы,
Темной ночи шепотки,
Обещанья и приветы,
Расширявшие зрачки.

Это жизнь в лесу, вслепую,

Продвиженье наугад,
В темень черно-голубую,
В полуночный листопад,

Где шуршат, как крылья птицы,

Листья старых тополей,
Где на плечи мне садится
Птица радости моей.

Ни версты, ни годы — ничто нипочем

Ни версты, ни годы — ничто нипочем
Не справится с нашим преданьем.
Смотри — небеса подпирает плечом
Северное сиянье.

И нас не раздавит глухой небосвод,

Не рухнет над жизнью овражьей,
Не вплющит в библейский узорчатый лед
Горячие головы наши.

Порукой — столбы ледяного огня,

Держащие небо ночами…
Я рад, что ты все-гаки веришь в меня,
Как раньше, как в самом начале…

Мак

Пальцами я отодвинул
Багровые лепестки,
Черное сердце вынул,
Сжал в ладоней тиски.

Вращаю мои ладони,

Как жесткие жернова,
И падают с тихим стоном
Капельками слова.

Мне старики шептали:

Горя людского знак
Этот цветок печали —
Русский кровавый мак.

Это моя эмблема —

Выбранный мною герб —
Личная моя тема
В тенях приречных верб…

Все плыть и плыть — и ждать порыва

Все плыть и плыть — и ждать порыва
Набравшей мужества волны.
Лететь, волне вцепившись в гриву,
Иль видеть сны, глухие сны.

Где над землею раздраженно

Мигает, щурится гроза
И едкий дым мостов сожженных
Ей набивается в глаза.

В гремящую грозу умрет глухой Бетховен [47]

В гремящую грозу умрет глухой Бетховен,
Затмится солнце в Кантов смертный час.
Рассержен мир — как будто он виновен
Или винит кого-нибудь из нас.

Природа не всегда к искусству равнодушна

И гения судьбой подчас возмущена,
Имеешь уши слышать — слушай,
Как затаился гром, как дышит тишина.

Безымянные герои

Безымянные герои,
Поднимаясь поутру,
Торопливо землю роют,
Застывая на ветру.

А чужая честь и доблесть,

В разноречье слов и дел,
Оккупировала область
Мемуаров и новелл.

Но новеллам тем не веря,

Их сюжетам и канве,
Бродит честь походкой зверя
По полуночной Москве…

Пусть в прижизненном изданье

Пусть в прижизненном изданье
Скалы, тучи и кусты
Дышат воздухом преданья
Героической тщеты.

Ведь не то что очень сильным —

Силы нет уже давно, —
Быть выносливым, двужильным
Мне на свете суждено.

Пить закатной пьяной браги

Розоватое питье,
Над желтеющей бумагой
Погружаться в забытье.

И, разбуженный широким,

Пыльным солнечным лучом,
Я ночным нетрезвым строкам
Не доверюсь нипочем.

Я их утром в прорубь суну

И, когда заледеню,
По-шамански дуну, плюну,
Протяну навстречу дню.

Если солнце не расплавит

Ледяной такой рассказ,
Значит, я и жить не вправе
И настал последний час.

Не солнце ли вишневое