Кома. Первая и вторая книги

— Вся школа знает, что я не могу использовать классическую палочковую магию, а ты мне предлагаешь воспользоваться хроноворотом?! — все больше разъяряясь, возвысил голос Вадим; он будто не понимал, не видел того, что творилось вокруг. — Ты смерти моей хочешь?! А ты не подумала, как моя особенность повлияет на такую тонкую и неизученную материю как время? — от гнева его славянский твердый акцент становился четче; фразы звучали грозовыми раскатами. — Может, нас закинет во временную петлю, и мы будем вынуждены проживать этот день бесконечно? Или я буду одновременно в сознании проживать тот отрезок, где есть двое меня? О, Боги! Да у меня фантазии не хватит, чтобы предсказать все возможные варианты. А ты в курсе, Грейнджер, — ядовито спросил Волхов, — что и для обычных магов вроде тебя есть последствия? Нашла такое, прочитала? Нет?! А они есть! Это устройство берет энергию для работы из твоего тела, ты думаешь, почему запрещают откатывать больше чем на пять часов назад? Ты это удосужилась узнать?! Нет! Ты же самая умная, ты и так всё знаешь. А ведь последствия и для твоей психики есть, я это могу даже без справочника сказать. Наверняка ты уже путалась в днях и времени. График с отмеченными уроками завела? Или может, в расписании галочки ставишь?

Грейнджер, закусив губу, потерянно молчала. На побелевшем лице сверкали полные непролитых слез широко распахнутые в потрясении глаза.

— Я… Прости меня, — она всхлипнула.

— Гриффиндор — все же диагноз. Прав был профессор Снейп, — холодно и устало сказал Вадим. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, прозрачный зеленый лед в глазах обжигал. — Думаю, нам не о чем больше разговаривать. Мисс Грейнджер, я отзываю свое приглашение. Прошу более не беспокоить меня.

Волхов секунду смотрел, как она плачет, затем резко развернулся на каблуках и с абсолютно прямой спиной полетел по коридору светловолосой копией своего декана.

Мир терял черно-белую четкость, возвращая цвета; стремительно теплело.

Гермиона стояла посреди коридора потерянная и едва не сломленная. Ей еще никогда не было так мучительно стыдно, так одиноко. Вина перед Вадимом и непонятная злость давили на плечи и разрушали ту уверенность, что присутствовала в ней большую часть жизни. Уверенность в собственных знаниях. Иррациональная обида душила, не позволяя глубоко вдохнуть.

В голове крутилась неуместная сейчас мысль: «А за розу так и не поблагодарила».

Глава 27. О братьях наших меньших

— Волхов, скажи мне, о чем я думал, когда брал УЗМС в качестве предмета?

— Малфой, понятия не имею, что творилось в твоей голове в тот чудный миг, — спокойно отозвался я, считая бисер на проволоке.

Малфой и УЗМС. Я уже сделал ему внушение, что нужно вести себя аккуратно со здоровенными хищными тварями, но меня всё равно терзало смутное предчувствие неприятностей.

Драко взъерошил волосы и с тяжким вздохом полез за учебником. Учебник брыкался, пытаясь отогнуть твердый переплет и цапнуть за пальцы. Малфой покрепче перетянул его своим ремнем и сосредоточенно пыхтел, старательно запихивая его в сумку. «Чудовищная книга о чудовищах» лезть туда не хотела, и в противостоянии «волшебник-учебник» она явно лидировала.

Я минуты три наблюдал за борьбой Драко с сосредоточием мудрости, но всё же сжалился.

— По корешку погладь.

— А? — Драко сдул челку с лица; на обычно бледных щеках были красные пятна.

Я закончил плести веточку плюща и подвесил её на цепочку.

— Я говорю, погладь её по корешку.

Малфой недоверчиво посмотрел на меня, но «Чудовищная книга о чудовищах» так его достала, что он готов был сделать что угодно.

— Книга — дитя разума, — процитировал он, когда смог оторвать взгляд от мурчащего пособия. — Интересно, что творилось в разуме автора, когда он придумывал этот учебник?

— Видимо, это такое испытание на профпригодность, — Нотт с интересом погладил свой экземпляр, и тот перестал дергаться. — Если смог открыть, значит, достоин изучать. Эй, ребята! — он выскочил в коридор, помахивая книжкой. — Тут такая фишка…

После обеда состоялся первый урок УЗМС на опушке Запретного леса. Подошедшие третьекурсники четко разделились на две части: слизеринцы рассматривали гриффиндорцев с насмешкой и превосходством, а студенты Гриффиндора, кто недовольно, а кто и недоумевающе, рассматривали вечных недругов. Книги у зеленого факультета все как одна тихо урчали и даже не пытались напасть на хозяев.

— Как это у них получилось? — услышал я негодующий шепот Рона.

— Уизел, у тебя не хватило мозгов, чтобы справиться с каким-то жалким учебником? Оу, я смотрю, это ваша общая проблема? Это так печально, — Драко в притворном сожалении качал головой, состроив сочувственную гримасу.

Я заметил, как Гермиона смотрит на меня. Жалобно заломленные в страдальческой гримасе брови, закушенная губа и лихорадочно блестящие глаза девочки — весь облик так и дышал сожалением и чувством вины. Интересно, Грейнджер осознает, что в таком состоянии ею можно легко манипулировать?