Кома. Первая и вторая книги

— Понимаешь, я ожидал увидеть обычного ребенка. Умного, слегка избалованного, с кучей игрушек и друзей, ведь в семью предпочитают брать неразумных младенцев, но уже взрослые сироты… — Дамблдор снова вздохнул; от воспоминаний его взгляд затуманился. — Они взрослее своих сверстников и совсем по-другому относятся как к себе, так и к другим. Они не понаслышке знакомы с ужасами жизни и испытывают бесконечную благодарность к тем, кто дарит им бескорыстную заботу. И горе тому, кто посмеет вмешаться в жизнь тех, кто дарит им любовь. Тот, кто принесет даже призрачную угрозу, моментально попадет в смертельные враги. Я могу только гадать, что Вадим пережил в те свои восемь лет, прежде чем попал к Стоунам, но я знаю, что он пережил после. Поверь, он, как никто другой, понимает ценность безусловной любви и готов защищать ее любыми методами. Хоть Вадим не любит пользоваться чужими слабостями, но ради своих близких и любимых он сделает всё. Мало кто способен на такое отношение.

— Я не знала, что Вадима усыновили в восемь лет, — призналась Гермиона. — Но я всегда замечала, что он очень взрослый. Он даже на старост порой смотрит как на неразумных детей.

— Да, он очень зрел, — задумчиво сказал Дамблдор. — Но у этой зрелости есть и обратная сторона. Вадим не способен устанавливать нормальные отношения с ровесниками, холоден и замкнут, либо упрям и эгоистичен, может быть, он немного дикий, но у него доброе и сострадательное сердце. Он справедлив и никогда не проявляет жестокость без причины. А также он испытывает потребность общаться с человеком своего интеллектуального уровня. Ты ведь тоже испытываешь эту потребность, моя девочка? Да, испытываешь, — Дамблдор кивнул своим мыслям, — И он это чувствует. По правде сказать, ты подходишь ему больше всех в этой школе. Да, у нас хватает умных студенток, но взрослых — очень мало. И ты обладаешь тем же чувством справедливости и сострадания. Скажу по секрету, он отметил твой жест на первом курсе. В поезде Невилл просил многих помочь ему, но согласилась только ты. Ты по-взрослому опекаешь Гарри и Рона. Он чувствует тепло твоей души и тянется к ней. Ты знаешь, как заботиться о других. И он тоже пытается проявить заботу, пусть даже немного неуклюже и не традиционно. Но, в конце, концов, он дитя совсем иной культуры. Будь немного снисходительна.

Гермиона слушала, завороженная мягким голосом директора, полностью согласная с тем, что тот говорил. В конце концов, Вадим не сделал ей ничего дурного. Он подарил розу, водил в Хогсмид, по-старомодному не позволяя за себя платить, дарил безделушки и книги, а что отчитал — так она сама виновата. Он старался вести себя рядом с ней по-джентльменски. Ей было непривычно, порой это возмущало, но было очень приятно. К тому же, самый красивый парень курса, по общему мнению, выбрал её. Её, заучку и всезнайку с не самой привлекательной внешностью, грязнокровку. А главное — он оценил ее потенциал, ее острый ум.

Директор прав, он не виноват в том, каким стал. В конце концов, кто бы не ожесточился, пережив такое? Пусть он циничный слизеринец, но Гермиона сможет его изменить. Его еще можно отогреть теплом и заботой. Вадим не считает сострадание чем-то постыдным. Он примет ее заботу, оценит по достоинству и не будет раздражен из-за этого. А она покажет, как нужно, она обязательно научит его. Она изменит его к лучшему. У неё обязательно получится, ведь не может быть иначе!

Гермиона торжествующе улыбалась своим мыслям, не замечая, как удовлетворенно усмехается в бороду директор, внимательно рассматривая смену эмоций на ее лице.

Она не видела, как директор после её ухода подошел к фениксу и, поглаживая его по перьям, пробормотал: «Пожалеть, значит, почти полюбить… Вот и проверим, верна ли эта варварская мудрость, да, Фоукс?»

Глава 30. Выпьем с горя, где же кружка?

Это просто смотрит вечер в излом окна,

Это просто между строк пролилось вино,
Это просто я люблю жизнь, что мне дана,
Ну а что-то очень важное не дано…

— Это было очень красиво, сэр! Я знал, что круче вас только горы, но вы сегодня побили все рекорды.

Северус хмыкнул и вывел красивую «У» в работе пятикурсника. Я помешал зелье и отложил черпак, невинно пожимая плечами в ответ на вопросительный взгляд.

— Нотт и Малфой рассказали, что вы сегодня вели урок ЗоТИ. Оборотни. Я даже могу представить, что творилось в вашей голове, когда вы стояли перед классом и смотрели в эти лишенные всякой мысли лица, — я картинно взмахнул полами мантии и сделал морду кирпичом. — Господи, какие вы все дауны! Ребята, очнитесь, ваш преподаватель Люпин — чертов оборотень. Он опасен! Я не могу сказать вам об этом напрямую, но я надеюсь, что вы догадаетесь! Хоть кто-нибудь?! Грейнджер, вы не в счет… Но, поскольку вам нужна эта работа, вслух вы сказали только: «Откройте учебники на странице триста девяносто четыре».[5]