– А что, на флоте нынче не по уставам живут? Может, еще и табельным оружием помахать в нетрезвом виде? – я опять зачем-то помахал пакетом (уж больно не вписывался он в образ). – Шучу-шучу, мичман, не дергайтесь. Вот дадите в отделении подписку о неразглашении, тогда и с документами ознакомитесь. Ладно, хватит. Попрошу, гражданин – меньше слов, больше жизни, больше движения. Только не надо орать на всю улицу, что вас незаконно задерживают. У нас, как известно, произвола нет – видите, сколько набралось понятых?
Парни, посовещавшись, высказались в том смысле, что тоже имеют право не идти, раз мы не показываем удостоверений.
– Это уж как вам подсказывает ваша гражданская совесть, – ответил Ерема, мрачнея. – Приказать не можем, это факт.
– Да и вообще непонятно, что тут у вас происходит, – бормотали парни, с тоской оглядываясь на выход.
– Ладно, ребятки, можете идти, – распорядился я, дабы не затягивать эпизод. – Только имейте в виду: если понадобитесь, мы вас из-под земли достанем. Ты фамилии свидетелей записал?..
Не дослушав, свидетели пулей выскочили из перехода.
– Вот они, гражданские, – посетовал я, обращаясь к мичману и его спутнице. – Никакой сознательности. Пойдем, мичман. Пойдемте, гражданочка. Зафиксируем акт задержания – чтоб потом не говорил, что кейс не его. Это часа на два, не больше.
– А нельзя прямо здесь посмотреть, что там у него в кейсе? – спросила девица.
Я развел руками и объяснил, что нет, к сожалению, такого закона, чтобы вот так, в переходе, потрошить портфели у первых встречных.
– Это же провокация! – осенило наконец недотыкомку. – Это грубая, наглая провокация! Я умоляю вас, не уходите, товарищ военный! Они же нарочно! Они же…
– Только не надо так непристойно орать, гражданин задержанный, – с укоризной сказал Ерема. – Конечно, мы не из органов, а так, шпана, нагло требующая доставки в отделение. Попрошу, однако, прибавить шагу, пока эта версия не выветрилась из вашей извилины. И вас, товарищи…
Мы стали подниматься на улицу. На ходу я просвещал мичмана и его спутницу:
– Придуривается довольно ловко, причем обратите внимание: не убегает и не оказывает физического сопротивления. А что сие значит? А значит сие, формальным образом, что задержанный без сопротивления, фактически добровольно проследовал в отделение. И как только его припрут, тут же потребует рисовать ему явку с повинной… Да, мой сладенький?.. И фактически мы не имеем права отказать ему в этой последней ложке компота…
Недотыкомка злобно пыхтел, поднимаясь по лестнице.
На темной, заметно опустевшей улице нам было направо – но мичман, попридержав под локоток свою активную спутницу, направо не захотел.
– К сожалению, товарищи, вы не совсем по адресу, – пробормотал он. – У нас через час поезд, так что никак. А вы, – обратился он к недотыкомке, – показали бы им свой портфель, да и дело с концом…
– Это как прикажете понимать, мичман? – спросил я, переглядываясь с Еремой: похоже, мы одновременно почувствовали укол стыда за орденоносный Северный флот.
– Какой поезд – мурманский? – отрывисто спросил Ерема.
Мичман кивнул.
– В каком вагоне едете?
Мичман замялся, девица взглянула на него и быстро соврала:
– В третьем!
– Тогда сделаем так, – распорядился обнаглевший Ерема. – В Вологде к вам подсядут, на ходу срисуют протоколы с вас и с вас. Понимаем ваши обстоятельства и не задерживаем… Привет Северодвинску!
И остались мы на углу Тверского бульвара и улицы Горького одни. Совсем одни. Без свидетелей.
– Что ни говори, Саша, а народец пошел какой-то квелый, – посетовал я, закуривая. – У них на глазах шпиона ловят, а им хоть бы хны. Сигаретку не желаете?
– Не желаю, – отрезал подозреваемый.
– А что желаете? Может, разопьем мировую?
– Очень желаю понаблюдать, как вы будете хорохориться в отделении, – таков был ответ.
– Какое у вас извращенное любопытство, – сухо заметил Ерема, поглядывая в блаженную лиловую темень Тверского бульвара. Там было много хороших, пустых, длинных скамеек. Их не было видно отсюда, но мы их видели. – Я полагаю, урок закончен.
– Струсили, да? – спросил недотыкомка с каким-то истерическим, крысячьим злорадством.
Мы с Еремой переглянулись.
Лучше бы он этого не говорил.
– Просто мы очень не любим ходить в милицию, – пояснил Ерема, а недотыкомка хмыкнул и пробормотал что-то типа «оно понятно». – Поэтому у нас к вам маленькая просьба. Так, для спокойствия души. Мой товарищ, понимаете, он такой любопытный и беспокойный, ни за что теперь не уснет… В общем… Не могли бы вы… вот прямо сейчас, без формальностей, показать, что там у вас в вашем идиотском кейсе?
– Смеетесь?! – недотыкомка вскинулся, как ужаленый, и все, что там было под шляпой, оскалилось и побагровело.
– Шутки в сторону, – возразил Ерема. – Или здесь, или в отделении.
– В отделение! – воскликнул несчастный. – Немедленно! Прямиком!