Команч в октябре

Он царапает их на стекле указательным пальцем,

как известно, отбитым линеечкой праздничных чисел.

Он мне пишет, что вряд ли удастся сейчас повидаться,

но на случай «а вдруг?» он сегодня ботинки почистил…

Ничего-то и нет, кроме слов моего человека –

проступают они на стекле в перекошенной раме,

а за рамой – молочная муть и падение снега,

ничего-то и нет,

кроме чуда, которое с нами…

4 января 2012

Полосатое

Она не точила когти, чтоб вырвать кусок свободы.

Была у них ложка дёгтя и целая бочка мёда.

Когда же над чёрной ложкой им что-нибудь вдруг светило,

Он ей говорил: «Ты кошка!», она улыбалась: «Тигра!»

Когда они в дом входили, немедленно слепли окна,

валился без чувств будильник, одежда их била током,

а мебель на хрупких ножках тряслась по углам квартиры…

И он говорил: «Ты кошка!». Она возражала: «Тигра!»

Привыкли они за годы: молчать, собираться в спешке,

есть дёготь со вкусом мёда, легко уходить от слежки,

теряться среди прохожих, и жить, дожидаясь мига,

когда он ей скажет: «Кошка!», она же ответит: «Тигра!»

11 января 2012

Чердак

В одной стране, довольно далеко,

где, может, мы и не бывали вовсе,

в пакетах треугольных молоко

ловил сачок растянутой авоськи.

Там уплывали в скупку по одной

фамильные серебряные ложки.

Там возносился шарик надувной,

и прилагались к валенкам галоши.

Там в свой черёд всходила череда

и жёлтой краской пачкала ладони…

Над садом иногда парил чердак,

случайно оторвавшийся от дома.

Чердак тот цел, никто его не съел.

Он до сих пор порою в небе пляшет –

в пустой коробке из-под монпансье

он прячет разноцветные стекляшки…

13 января 2012

Свеча горела

Где-то жгла свечу девица на Крещенье, в январе.

Снег связал по рукавице лапам елей во дворе.

Мохноногие лошадки ускакали в зимний лес.

Снег раздал домам по шапке, он в глаза и в душу лез,

он засыпал все дороги, он мешает всем подряд,

поднимая по тревоге бедных дворников отряд.

На Волхонке въехал Лексус в свежевыпавший сугроб.

На Тверской застрял троллейбус, хоть бы кто его разгрёб…

Свечка тонкая, заплакав, в таз с водой роняла воск.

А троллейбус жаждал платы за проезд и за провоз.

Что на улице творится, что творится за бортом,

мы не знали. Очевидцы пусть расскажут нам потом.

Било током от розетки, было лень идти к окну.

Мы задраили отсеки и вступили в тишину.

А на стуле в шуме-гаме, доносившемся с Тверской,

обнимались рукавами свитер женский и мужской.

20 января 2012

Стой! Кто идёт?

Как в нас всё-таки много войны –

в наших генах, в крови и манерах.

Я хожу от стены до стены.

Тишина мне играет на нервах.

Я сама себе рота и взвод

с плащ-палаткой в малюсеньком клатче.

Я спрошу тебя: «Стой, кто идёт?»

Ты ответишь: «Свои».

Я заплачу.

Раз ты здесь, не молчи, не молчи.

А сигналь и трезвонь, и бибикай!

Пусть ладонь твоя вспомнит ключи

с инвентарной тяжёлою биркой

и трёхзначные двери весны,

нам доступные с пол-оборота…

Я хожу от стены до стены.

Что на улице белое, что там?

Снег-пластун – поперёк мостовой...

Завтра утром ты сядешь ошую

и сейчас же мне скажешь, что свой,

даже если тебя не спрошу я.

5 февраля 2012

Бахрома

Встречал невестку, тёщу и куму,

кивал, лицо сводило от улыбки…

У скатерти он дёргал бахрому

и делал вид, что пьян, не вяжет лыка:

из разговора часто выпадал,

плутал босой, как в старости писатель –

всё, впрочем, за столом. Куда, куда,

куда уйдёшь?! Вернут. Назад усадят…

А в детстве запрещали трогать скатерть,

косички заплетать из бахромы…

Он ел блины и знал: тоска накатит,

и вспоминал, как он, как я, как мы…

И становился временно счастливым,

и тост произносился невпопад.

Коньяк

пах мокрым дубом, черносливом,

весной,

виной,

отсутствием преград.

28 февраля 2012

Здесь, на кухне

Ах, пане-панове, тепла нет ни на грош!

          Булат Окуджава

На кухне разруха, здесь будут менять проводку.

Идут разговоры про кабель, щиток, розетки…

Здесь в рюмки цветного стекла наливают водки,

чтоб выпить за праздник, придуманный Кларой Цеткин.

В химической колбе на кухне стоят тюльпаны –

им всё любопытно – ах, как они тянут шеи!

Тепла не хватает, как прежде, панове-пане,

не той мы породы, чтоб сделать ремонт дешевле.

На кухне гуляет компания разночинцев –

осколки разбитой семьи, три цветные рюмки…

Ты был бы здесь кстати – без галстука, в старых джинсах –

вот в этой усушке-утруске, чуть-чуть угрюмке.

Ты стал бы таким же и ложку топил в варенье,

спускал капиталы, не гладил шнурки ботинок…

Осталось каких-то два месяца до сирени.

И я заказала на кухню цветной светильник.

9 марта 2012

Переход

Послушай, ты помнишь, как всё началось?

Одни разговоры, и тяга, и злость.

Решение вместе не быть никогда,

бегущая с неба по крышам вода.

Мы знали, конечно: встречаться нельзя,

нельзя посмотреть нам друг другу в глаза,

сцепиться руками, гулять под дождём…

Мы знали – тогда ни за грош пропадём.

Сказав: «Никогда!», испугались настолько,

что вечером тем же сидели за столиком.

«Пьёшь кофе со сливками? С сахаром? Без?»

И музыка нам подыграла с небес…

И жизнь запетляла – зигзаги, изгиб.

Мы плавали-знаем, мы вышли из рыб…

Мы думали: «Ладно, единственный раз!».

Но в небе крутили шарманку для нас.