Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков

Сцену освещал дерганый, мерцающий свет факела. В ней присутствовали священник, заплечных дел мастер в черной маске, вооруженный парой раскаленных докрасна щипцов, и – съежившийся в ужасе на полу, одетый в лохмотья еще один персонаж.

У персонажа была голова Диппи Хичкока, исполненная выдающимся местным скульптором, мистером Бенни Камински.

Голова была точно в том виде, в каком выдающийся скульптор ее изваял. Ничто в ней не изменилось. Но каким-то образом в атмосфере подземелья и в этом антураже на лице у нее образовалось выражение жуткого, безымянного ужаса, достаточное, чтобы надолго обеспечить кошмары кому угодно. Выпученные глаза, оскаленные в мучительном крике зубы – каждая черта несчастного страдальческого лица была полна страхом и отчаянием.

– Гммм, – сказал некоторое время спустя Бенни. – Должен сказать, у нас в логове она так никогда не выглядела.

– И, тем не менее, она хороша, правда, Диппи? – сказал мистер Добни, и остальные зрители, кажется, были с ним совершенно согласны.

– Вы только поглядите на страдание в этих глазах! – шушукались вокруг.

– Нет, я просто смотреть на него не могу!..

– С ним наверняка проделывали вещи, о которых даже помыслить страшно!

– Он явно испытал смертные муки…

Что ж, подумал Диппи, вообще-то это недалеко от истины.

Бал газовщиков

Глава первая. Любовофоби

Летом 1894 года в Ламбете наблюдалась острая нехватка преступлений, и Нью-катская банда оплакивала этот факт. Причем громко.

– Ума не приложу, что на них такое нашло, – сказал одиннадцатилетний Бенни Камински, в двадцатый раз кидая перочинный нож в балку на чердаке конюшни и в девятнадцатый промазывая. – Сдается мне, эти мерзавцы совсем нюх потеряли. И эту, как ее… силу воли.

– Возможно, они… ре-фор-ми-ровались, – высказал предположение Гром Добни, грязным пальцем поправляя очки на носу.

Гром был юноша с нежным сердцем, чуть помладше Бенни и всегда готовый думать о людях лучшее.

– Может, они решили завязать с преступлениями и заняться… ну, выращиванием овощей на продажу. Или плаванием. Типа как старый Диппи – он же бросил чистить карманы.

– Да он ни разу в жизни не обчистил ничьих карманов! – возразила Анжела Перетти. – Он просто выдумал, что был карманником, – хотел произвести на людей впечатление.

– Только это не сработало, – кивнула ее сестра-близнец Зерлина. – Впечатления он все равно ни на кого не произвел.

Двойняшки Перетти были на год младше Бенни с Громом. Девчонкам обычно не место в банде отчаянных сорвиголов, но к этим конкретным двойняшкам вся округа относилась с суеверным ужасом. Даже Громила Уоткинс из банды Нижнего Марша питал к ним здоровое уважение – это такое специальное уважение, которое очень способствует сохранению здоровья. Для своего возраста Анжела и Зерлина были маленькие – хорошенькие, будто ангелы, и настолько злонравные, что их и людьми-то назвать язык не поворачивался. Ни дать ни взять парочка лютых опасных духов из какой-нибудь древней Греции или Рима, каким-то чудом воплотившихся на пыльных улицах Ламбета. Как справедливо замечал Бенни, лучше, когда они у тебя в банде, чем где-то еще, неизвестно где, и все были с ним в том совершенно согласны.

Бенни нахмурился и пошел выуживать свой нож из соломы.

– Короче, если кто-нибудь в самом скором времени не устроит тут грабеж, или убийство, или хоть какое мошенство, я за себя не ручаюсь. Впору отказываться от карьеры детектива – у нее нет будущего. С тем же успехом можно идти попрошайничать на улицах. Да с тем же успехом можно с голоду помереть!

Пришел июль, а с ним тяжелая жара. Все кругом словно погрузилось в вялую летаргию – от воды в столичном питьевом фонтане до хвоста старого коняги Джаспера, сонно гонявшего не менее сонных мух на конюшне под штаб-квартирой банды. К тому же половина банды прохлаждалась не то в Ирландии, навещая очередных кузенов, не то в Манчестере – у очередных дядьев. Даже преступный мир, судя по всему, собрал манатки и свалил куда-то на каникулы.

Ни единого преступления, даже самого завалящего!

Какая плачевная перспектива.

Бенни еще разок прицелился в балку и метнул нож. Он серьезно подумывал стать Гаучо-Мастером-Ножа, как Поразительный Гонзалес, – они с Громом видели его в мюзик-холле на прошлой неделе. У сеньора Гонзалеса (чья фамилия в произношении Бенни почему-то рифмовалась с Уэльсом) имелась пригожая ассистентка по имени Карменсита. Он привязывал ее к доске и десятками метал в нее жуткого вида ножи на жуткой скорости. Когда ассистентку отвязывали, на доске оставался ее силуэт, окаймленный ножами. Но и это еще не все! Затем сеньор Гонзалес повторял трюк, но уже с завязанными глазами, а Карменситу при этом крутили вместе с доской и так быстро, что казалось, будто у нее дюжина голов и штук двадцать ног.

Разумеется, Бенни и сам без труда исполнил бы этот трюк, будь у него только набор ножей и ассистентка. А когда нож у тебя только один, да и тот перочинный, и никто из двойняшек почему-то не торопится послужить искусству, чего ты можешь добиться?

Правильно, ничего.