Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков

Начальник тюрьмы принял приказ магистрата и послал надзирателя исполнять. Тот удалился, бренча огромной связкой ключей.

И, гораздо скорее, чем надеялся Гром, перед ним уже стоял его папа – в тюремном балахоне, подслеповато моргая и приглаживая растрепанную шевелюру. Начальник оставил их на минутку одних – и, представьте, ни один не знал, что сказать другому!

А потом папа просто раскрыл руки, и Гром кинулся к нему и прижался всей своей мокрой от слез физиономией к его груди, обхватив где-то посредине туловища с такой силой, что ему, наверное, стало больно. Но Грому словно хотелось сделать больно – обоим, и себе, и папе. Себе за то, что поверил, будто отец мог поступить так плохо и чеканить фальшивые деньги… папе – за то, что не сказал ему, чем на самом деле занимается… и снова себе – за то, что испугался сразу пойти в полицию из-за того глупого куска свинца.

Папа хлопал его ласково по плечу и ерошил волосы.

– Все хорошо, сынок, старина, все в порядке! – приговаривал он. – Я уже свободен. Сейчас мы с тобой выйдем отсюда и двинемся домой. Ох, и проголодался же я! Тут нас жидкой овсянкой кормили – на вкус как клейстер для обоев. А уж на вид – лучше днями не есть, право слово!

– А за мной миссис Малоун присматривала, – пробормотал Гром, все так же уткнувшись в него и не отпуская.

Потом все-таки отпустил, и пока папа переодевался в свою нормальную одежду, он как следует высморкал нос и несколько раз вытер глаза, чтобы оба могли притвориться, что он вовсе даже и не плакал.

Потом они сказали «до свиданья» констеблю Джеллико и «больше ни за что!» – тюрьме и зашагали по полуночным улицам к себе домой. На Сент-Джордж-серкус возле Суррейского театра был кофейный киоск, и они остановились выпить по чашке в компании двоих франтов в цилиндрах, одного блудного матроса и двух весьма ярко накрашенных молодых леди.

– Это мой сын! – представил им Грома мистер Добни. – Он меня только что вызволил из тюрьмы. В честь моего освобождения ставлю кофе всему честному собранию. Подавайте, друг мой! Леди и джентльмены, не откажите поднять тост за здоровье моего сына, Грома!

И все вместе – франты, матрос и дамы – охотно выпили за здоровье Грома, так что дальше он пошел, гордый, что твой принц Уэльский.

* * *

Позже, когда они с папой пришли домой, и заперли за собой дверь, и разожгли камин, и даже сварили себе на огне какао, и Гром рассказал папе все-превсе про серую амбру, он наконец-то решился задать вопрос, мучивший его с тех самых пор, как все завертелось.

– Па, – сказал он. – За что же тебя все-таки арестовали? Это как-то связано с батареями в подвале?

– Ага, – сказал папа.

– Ну? – поднажал Гром. – Что ты там делал?

Папа прикусил под усами губу и еще разок взъерошил волосы, так что теперь они торчали во все стороны сразу.

– Мда… неловкое вышло дело, – начал он. – Даже не знаю, как тебе сказать. Ты ведь можешь подумать… Ох, не знаю даже, что ты можешь подумать! В общем, это были электрические дамские корсеты.

– Чего?!

– Электрические корсеты для леди, у которых болит спина. Понимаешь, мне в голову пришла идея: ну, корсет, только с проводами и батареей, чтобы ты мог регулировать – не ты, конечно, а леди! – чтобы она могла увеличивать или уменьшать силу тока, и от этого ей становилось тепло и не так больно. А? Хорошая ведь идея! Только первых испытательниц все время жутко било током… а на то, чтобы правильно изолировать изделие, уходило все больше денег…

Тут папе пришлось прерваться, потому что у него рот разъехался до ушей, и у Грома тоже, и перед глазами у обоих так и стояли леди с электроподогревом, и из корсетов у них пучками сыпались искры, и это было уже как-то совсем слишком…

Папа и сын расхохотались.

– В общем, я одолжил немного денег, чтобы покрыть расходы, а выплатить займ не смог… – выговорил наконец па, вытирая глаза. – Бзззз! Пыщ-пыщ! Прыг!

Недохохотавший как следует Гром начал по новой.

Он даже ночью потом то и дело просыпался и обнаруживал, что улыбается.

Наверное, он был счастлив.

Однако у банды имелось еще одно незаконченное дело, и никто не понимал этого лучше Бенни.

– Мы обещали Диппи, – веско сказал он. – Мы обещали старине Диппи, что мы его пристроим в «Восковые фигуры», и не сдержали слова. Так вот! Когда этот мусью возвращается за остальной головой?

– Сегодня после обеда, – ответил Гром. – Деньги целиком выплачены, и сержант сказал, он может ее забрать в любой момент. Говорят, он придет в три часа.

– Отлично, – кивнул Бенни. – Предоставьте действовать мне.

Что бы он там ни сказал месье Леру, к соглашению они, видимо, пришли, потому что, когда у остальных в тот день закончились уроки, Бенни уже ждал их возле лавки сладостей, и на физиономии у него цвела широченная улыбка.

– Следуйте за мной, господа, – объявил он и повел процессию в расположенный за углом музей.

Ко всеобщему удивлению, профессор Дюпон радушно их встретил и пригласил в свой кабинет, где на полках вдоль стен стояли ряды и ряды самых разных восковых голов.