Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков

Бенни извлек изо рта карамель, аккуратно пристроил на коленке и пустился в объяснения. Никогда и никто еще не слушал его с таким вниманием. Аудитория сидела, широко распахнув глаза и пораскрывав настежь рты.

– Ты точно уверен? – спросил Гром, когда он, наконец, закончил.

– Ты его видел? Сам? Все украденное серебро? – уточнила Анжела.

– Это точно были не причиндалы для… голубеводства? – на всякий случай спросила Зерлина.

– Вряд ли даже ты бы смогла голубеводствовать гаечным ключом из литого серебра, – уничтожающе обронил Бенни. – Да и кормить их с серебряных блюд пол-ярда в поперечнике тоже не особо сподручно. Лично я кормил их из вот такусенькой жестяной чашечки – мне мистер Уиттл позволил.

– Но почему же он дал тебе кормить птиц, если прямо за мешком с ихней едой лежали все эти сокровища? – усомнился Гром. – Странно, что он вообще тебя туда пустил, в голубятню эту!

– Вот и я сам так думаю, – сказал Бенни. – Но вот что я вам скажу: у меня план на подходе. Я его прямо чувствую. Осталось только детали проработать. Но сам план хорош. Один из лучших за всю мою карьеру. На самом деле план – просто бомба, вот что я вам скажу!

Гром метнул панический взгляд в близнецов – те в ответ мрачно посмотрели на него, а потом друг на друга. Да, снова эти знаки. Бенни опять таращился куда-то вдаль туманным взором; губы его слабо шевелились.

– Да, – произнес он еще через минуту-другую, отлепляя конфету от пыльных волокон штанины; следующим номером она взлетела в воздух и была мастерски поймана ртом. – Это точно будет гвоздь программы! Зуб даю, настоящий вырвиглаз! Как лопатой по морде! Умереть не встать!

– Но… – начал было возражать Гром.

Бенни остановил его повелительным жестом.

– Сначала мне нужно довести все до ума. Продумать детали. Вам лучше оставить меня сейчас одного, а не то есть риск, что все пойдет не так. Мне нужны тишина и покой. Давайте-давайте, валите. Я сам вас найду, когда все будет готово.

– Ты не хочешь поставить что-нибудь на Дика у Змееглаза? Все-таки пять к одному? – на полпути к люку переспросила Анжела.

– Нет. У меня все равно ничего не осталось. Убирайтесь, я не шучу! Я хочу все хорошенько обдумать. Без вас!

Ну, они и убрались.

Еще некоторое время Бенни слушал, как Зерлина с энтузиазмом объясняет Грому, что если он поставит свой следующий тригонометрический шиллинг у Мелмотта вместе с предыдущим, то после окончательного триумфа Дика его ждет прибыль аж в семь шиллингов. Наконец, ее звонкий голос стих в отдалении – это компания покинула пределы конюшни. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нескончаемым жужжанием мух вокруг старого Джаспера на нижнем этаже, раздраженным свистом хвоста и тоненьким, почти электрическим гудением, которое, рассудил Бенни, наверняка исходило из его могучего мозга, работающего на полных оборотах.

А тем временем Дейзи была немало озадачена и даже немного уязвлена тем фактом, что после злосчастного инцидента в мюзик-холле Дик больше не показывался ей на глаза. Нет, она прекрасно понимала, что на самом деле произошло: у бедного мальчика в голове все слова перепутались. Ну, не виноват же он, что не уродился гением красноречия! Но и она не могла ждать вечность… особенно когда мистер Хорспат так внимателен, так любезен… Вчера он принес ей коробку шоколадных конфет, а потом добрых три четверти часа слушал, как матушка Дейзи в красках рассказывает про свой ревматизм. А, и волосы у него кстати, были прелестные – такие белокурые и волнистые, и… И как раз сегодня он обещался прийти к ним на приватный ужин в кругу семьи. Принимая приглашение миссис Миллер, он улыбнулся Дейзи так тепло, так значительно, что у нее неприятно екнуло сердце – словно не знало в точности, уйти ему в пятки или подскочить в макушку.

Всю вторую половину дня, заворачивая пироги, отпуская покупателям печенье и намазывая маслом булочки в пекарне, где она работала, Дейзи думала о Дике и вздыхала… потом думала о мистере Хоспате и улыбалась… – потом улыбалась насчет Дика и вздыхала насчет Хорспата… пока глупая девчонка наконец не потеряла всякое понятие, кого она любит, а кого нет.

Одно ей было ясно: она точно в кого-то влюблена – а иначе с чего ей так погано?

В это самое время Гром переживал самое могущественное искушение в своей жизни.

Он как раз шел к Уиттлам на очередной урок тригонометрии – с очередным шиллингом в кармане. Путь его лежал мимо «Розы и короны», и вот там-то, в дверях, торчал Змееглаз-Мелмотт собственной персоной, болтая с парой каких-то парней – с виду жокеев.

Великий букмекер был плотный, зажиточный, розовощекий мужчина, в туго сидящем клетчатом костюме, котелке с лихо загнутыми полями и с толстенной золотой цепочкой поперек объемистого брюха. Что-то в нем наводило на мысли о сигарах и золотых соверенах, о лошадях, виски, многолюдных пирах и боксерских поединках.

Проходя мимо, Гром невольно замедлил шаг.

Потом он остановился.

Потом все-таки пошел дальше, но как-то совсем медленно.

Потом повернул назад.

Змееглаз-Мелмотт встретил его благожелательным взглядом.