Они пристально всматриваются в глаза друг друга. Фраза, которую только что произнес итальянец, кажется, заставила их побрататься. Фогельс, похоже, станет первым моряком из Остенде, который сейчас расплачется. Но он берет себя в руки, поворачивается и сходит в шлюпку.
Остаюсь я один. Я тоже должен что-нибудь сказать.
«Командир, – начинаю я, – у меня нет детей, но…»
«Тогда заведи, – перебивает он меня. – И как можно больше».
«…Не знаю, как вас отблагодарить», – говорю я себе под нос. Не так заканчивалась фраза, с которой я начал, но ничего другого в голову не идет. Обычные слова учтивости, не больше, но дядя Сальватор неожиданно придает им смысл.
«Способ отблагодарить может представиться».
«Неужели?»
«Вы говорили, что являетесь специалистом в античности, верно?»
«Да».
И вот он еще раз меня удивляет: вытаскивает из кармана мундира бумажник, вынимает сложенный листок бумаги и протягивает мне.
«Что здесь написано?» – спрашивает он.
Это фраза на древнегреческом, написанная неуверенным почерком. Я прочитываю, но переводить не тороплюсь в поисках смысла. «Вы знаете, откуда процитирован этот текст?»
«Не имею ни малейшего представления», – отвечает он.
«Это может быть из “Илиады”, – говорю я, думая про себя, но он снова спрашивает, что там написано. «Ничего», – отвечаю я, и на сей раз удивляется он: «Как ничего?»
«Это – генеалогия, – объясняю я, таких навалом в “Илиаде”. Я смотрю на человека, спасшего мне жизнь, думаю, что общего у него с этим текстом, и перевожу: «Сизиф, сын Эола, был родителем Главка, который в свой черед произвел прекрасного и совершенного из мужчин – Беллерофонта».
«И это все?»
«И это все».
Отдаю ему жеваный листок, он кладет его в карман на место, на этот раз щербина шире, она озаряет лицо отсутствующего человека, блуждающего в прошлом. «Спасибо», – говорит он и пожимает мне руку. Но пожатия мало, я обнимаю его и упираюсь грудью в стальные прутья корсета, хранящие как в заточенье тепло его тела; а так как я не военный, а всего лишь учитель греческого и латыни, переживший эпические перипетии, и родом вовсе не из Остенде, когда он прижимает меня к себе и стискивает в объятьях, я плачу. Спускаюсь в шлюпку, где Фогельс и двое итальянских моряков ждут меня для последнего переезда.
Мы удаляемся от подводной лодки, а он все стоит и смотрит. Касаемся земли, а он все стоит и смотрит. Смыкаемся с товарищами – он все стоит и смотрит.
Даже если война его проглотит, он не умрет никогда.
44. Маркон
Бухта называется Вила-ду-Порту, она несравненной красоты, сверкает под лучами осеннего солнца. Потерпевшие кораблекрушение все перевезены, ребята складывают спасательные шлюпки. Все в сборе, не хватает пока Джиджино и Несчастного Бечьенцо, отправившихся затовариться на местном рынке. «Берите как можно больше картошки», – попросили мы все.
С центрального пункта Тодаро обводит взглядом зеленый остров, кажется, он доволен или, может быть, даже счастлив, насколько можно быть счастливыми на войне.
45. Тодаро
Молодой бельгийский офицер процитировал мне наизусть рассуждение Вольтера о счастье: люди ищут счастья, как пьяница свой дом, где-то он находится, но как его найти?
Я этого пристрастия философов к идее счастья не разделяю. В сущности, что это такое? Очевидно, что оно не может быть целью, в лучшем случае, наградой. За тяжелую работу.
Но если как следует вдуматься, Рина, мне, в сущности, до фонаря.
Пишу для тебя песню, грустную. Я уверен, что в будущем многие согласятся, что лучшие из песен всегда самые грустные. Хочешь услышать первые строчки? Хотя нет, я лучше тебе спою, когда вернусь домой, сейчас нам пора погружаться. Мой грек кивает из какой-то части времени и пространства.
Я снова готов поражать на своем пути противника и быть неумолимым, спасая их жизни.
Так всегда было в море, и так будет всегда.
А кто так не поступит, тот будет навеки проклят.
Эпилог
Через месяц после того, как был затоплен «Кабало», Бельгия отказалась от нейтралитета и вступила в войну на стороне Англии.
Сальваторе Тодаро погибнет два года спустя, 14 декабря 1942 года. Английский истребитель «Спитфайр» прошил его пулеметной очередью в заливе Галит, в Тунисе, когда он возвращался после ночного задания на борту вооруженного рыболовного судна «Чéфало». Он умер во сне, как и предсказал.
Весь экипаж «Кабало» переживет войну.
В мирное время Фогельс, Реклерк с товарищами приедут в Ливорно, чтобы встретиться с женой Тодаро Риной и дочерью Грациеллой-Мариной, которую командир никогда не видел.
В знак благодарности они установят мемориальную доску на могиле своего Сальватора[59].
Из ста сорока пяти подводных лодок Итальянского Королевского флота, участвовавших во Второй мировой войне, уцелеют всего тридцать шесть.
Все остальные лежат в пучине морской, каждая – с погребальным коралловым крестом.
Приложение
Перечень морских божеств
Африканская мифология