Командир легендарного крейсера

Беляев предложил вольномаемному коку (повару) Криштофенко съехать на берег и отправиться в русское консульство, но тот отказался наотрез. Его назначили подавать снаряды на корме.

Довольный результатом обхода крейсера, Руднев поднялся на мостик, где шла последняя проверка дальномера, машинного телеграфа, связи, руля и сигнализации. В штурманской рубке Беренс встретил командира дружеским упреком:

— Всеволод Федорович, а ведь вы совершенно не отдохнули за эти сутки.

— Что вы, Евгений Андреевич, — рассмеялся Руднев, — я великолепно себя чувствую!

Проверив штурманскую часть, он приказал заготовить карту внешнего рейда в кормовом командном посту, где все время должен был находиться Степанов.

Большую проницательность проявил старший врач Храбростин. Умелое распределение перевязочных пунктов на крейсере, заготовка бинтов, носилок и такой, казалось бы, мелочи, как наполнение всех ванн чистой водой, полностью себя оправдали во время боя. Медицинская помощь оказалась на высоте.

На обоих кораблях сожгли шифры, коды, лишние карты и все секретные документы.

На берегу толпами собирались простые люди — корейцы, китайцы. Все с волнением наблюдали за русскими кораблями, на которых замечалось необычное движение. Корейцы, всегда доброжелательно относившиеся к русским морякам, и теперь горячо сочувствовали им, понимая, что для них наступает трудное испытание.

В 10 часов 30 минут команды обоих кораблей пообедали, затем был дан сигнал: «Все наверх к построению!» Матросы уже переоделись в чистое белье, в «первый срок» одежды, как того требовала перед боем старая морская традиция.

Подана команда «Смирно!». В сопровождении двух офицеров, одетый в полную парадную походную форму, появился перед строем Руднев. Он обратился к морякам с краткой речью:

— Сегодня я получил письмо японского адмирала о начале военных действий с предложением оставить рейд до полудня. Мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой врага, как бы сильна она ни была. Не сдадим крейсера и будем сражаться до последней возможности, до последней капли крови. Исполняйте ваши обязанности точно, спокойно, особенно комендоры. Каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. Итак смело в бой за отечество, за честь нашего флага. Ура!

Раскатистым эхом пронеслось над рейдом громовое троекратное «ура». Руднев под звуки марша медленно прошел вдоль строя, вглядываясь в полные решимости лица. Впоследствии он с глубоким волнением вспоминал этот момент. Он был тогда поражен вдохновенным выражением лиц моряков, в которых читалась готовность совершить подвиг.

По команде матросы разошлись по местам. Степанов доложил Рудневу, что часовым у флага поставлен один из лучших матросов — боцманмат Петр Оленин с запасными кормовыми флагами, чтобы иметь возможность немедленно заменить сбитый в бою флаг. Руднев еще раз подтвердил приказание, чтобы «Варяг» ни секунды не оказывался без флага, чтобы не дать японцам повода подумать о сдаче крейсера…

Все спокойно заняли боевые посты.

А тем временем на берегу и на палубах иностранных кораблей, усыпанных матросами, росло волнение, напряженное ожидание чего-то невиданного…

8

11 часов 20 минут утра. Руднев появился с биноклем на мостике. Раздалась команда: «С якоря сниматься!» На рее взвился сигнал «Корейцу»: «Следовать в кильватер за мной».

«Варяг», медленно работая гребными винтами, тронулся, выбирая якорь. Весь рейд и берег огласились восторженными криками на разных языках. Зрители приветствовали бесстрашных русских моряков, идущих на легендарный подвиг.

На иностранных кораблях караулы с офицерами выстроились на палубах. Командир Крейсера «Паскаль» Сэнес впоследствии писал: «Мы салютовали этим героям, шедшим так гордо на верную смерть». Впоследствии в итальянской печати появилось такое описание этой сцены:

«В 11 часов 20 минут «Варяг» и «Кореец» снялись с якоря. «Варяг» шел впереди. Волнение иностранных моряков было неописуемое. Палубы всех судов были покрыты экипажами. Некоторые из матросов плакали. Никогда не приходилось видеть более возвышенной и трагической сцены. На мостике «Варяга» неподвижно, спокойно стоял его командир. Громовое «ура» вырвалось из груди всех и раскатилось вокруг. Подвиг великого самопожертвования принимал эпические размеры»[6].

С кораблей и с берега долго махали платками и фуражками. Играли оркестры на иностранных кораблях…

Обычно минуты перед боем запоминаются сильнее, чем часы в самом бою. После возвращения на родину Руднев передавал малейшие детали, предшествовавшие бою, тогда как подробности самого сражения сохранились в его памяти менее отчетливо. На вопрос о том, что он думал перед боем, Руднев отвечал: