Командир пяти кораблей северного флота

Пребывая в Кронштадте, я вспоминал 1957 год. Мы, курсанты второго курса прибыли в Кронштадт на находив- шийся там крейсер «Адмирал Макаров» для прохождения морской практики. Прибыли в субботу после большой приборки, нам устроили баню (в прямом смысле слова), разместили и остаток субботы и воскресенья мы отдыхали (после праведных трудов в училище). Понедельник начался с подъема, физзарядки и приборки. Вот тут-то все и случилось.

В связи с тем, что места приборки нам еще не определили, курсанты тыкались в кубрике. Появляется старпом, которого мы в лицо еще не знали. На его грозный вопрос:

«Почему не на приборке?!». Я (кто меня держал за язык?) ответил, что мы прибыли сюда не приборку делать, а проходить практику. Такой ответ, конечно, глупость. Надо было молчать или ответить по существу. Вслед за мной вы- ступили в том же духе курсанты Попов и Нарышкин.

После подъема флага нас троих арестовали на 20 суток каждого. Кронштадтская гауптвахта в те времена славилась своей бессмысленной жестокостью.

Подъем был в 5 часов утра, на завтрак давали чай-бурду и кусок хлеба с каким-то жиром. В 6 часов мы уже следовали под конвоем на работы. Работы эти были, за редким исключением, двух видов: таскание здоровенных бревен и выгрузка угля из баржи. Во-втором случае наша задача состояла в том, чтобы находясь в трюме, совковыми лопатами подбрасывать уголь в центр под открытый грузовой люк, в который опускался ковш крана и захватывал этот уголь. От угольной пыли мы почти не видели друг друга. После выхода с гауптвахты я еще дней десять отплевывался черной мокротой. Раз в неделю нас возили в баню, после чего тут же запихивали в угольную баржу, где через 10 минут мы приобретали прежнее состояние. Обед и ужин состоял из супа-бурды и перловой каши на воде. Заканчивали работы в 22 часа.

Можно было умыться холодной водой, то есть с помощью куска хозяйственного мыла вымыть руки и лицо. Спали, не раздеваясь на абсолютно голых досках, под голову подкладывали грязную бескозырку. Отбой был в 23 часа.      По

ночам часто будили и строили в коридоре по дурацким вопросам, например: «Кто забил канализацию?».

Держали в строю, пока самим надзирателям это не надоело. Надзиратель (старшина или мичман) мог любому добавить пять суток гауптвахты, причем неоднократно. В нашей камере был солдат, отсидевший 80 суток и продолжавший сидеть. Служители гауптвахты любви у матросов не вызывали и боялись выходить в город, так как случаи их избиения, часто до полусмерти были неоднократно.

В мае 1977 года на Северный флот внезапно нагрянула инспекция министерства обороны во главе с маршалом Москаленко. «Мурманск» проводил навигационный ремонт на судоремонтном заводе в Росте. Военная демобилизация у нас была полностью произведена, молодое пополнение принято. И хотя демобилизуется всего лишь шестая часть экипажа, подвижка на новые должности, на новые боевые номера затрагивает до 60% личного состава. И чтобы крейсер стал снова боеспособен необходимо, пройти 53 соответствующий курс боевой подготовки. Для этого и существует летний период обучения. Командир эскадры приказал мне срочно свернуть ремонт и готовиться к инспекторским стрельбам. Я пытался объяснить, что не столько прекращение ремонта, сколько перемещение личного состава не позволяет нам выполнять эти стрельбы. Но нам сказали, чтобы мы не прибеднялись, мы же отличники, что нужно тренироваться без выхода в море, без выполнения стрельб, что являлось абсолютной чушью.

Но приказ есть приказ, и мы вышли на инспекторскую стрельбу главным калибром по морской цели (щит на буксире у эсминца). Москаленко был на мостике «Киева» разговаривая по радио с министром обороны и одновременно, наблюдал за нашей стрельбой. Три наших пристрелочных залпа легли блестяще, о чем маршал и доложил министру обороны. Но потом стало происходить что-то невероятное. При вводе корректуры вправо снаряды ложились слева и наоборот. Стволы орудий явно «плавали». По окончании стрельбы я был рад тому, что мы не утопили эсминец-буксировщик. Попаданий в щит, конечно, не было, но окружение Москаленко слышали, что он доложил министру, значит, попадание должно быть. И они, а не я, искали его вплоть до вытаскивания щита на сушу (нет ли подводного попадания). Все было тщетно, но вопреки здравому смыслу, стрельбу оценили положительно. При разборе мы выяснили, что случилось то, что должно было случиться. После пристрелочных залпов в системе стабилизации артиллерии «компонент» выбило предохранители. Обслуживал систему молодой матрос, который много не знал и не умел. Без электропитания гироскопы стали замедлять свое вращение, стволы начали «плавать».