Командир полка

Объявление тревоги в штабе отчетливо показало настроение офицеров. Многие почти открыто ругались, так как тревога, видите ли, нарушила их собственные планы. Однако не будь этой тревоги, никто и не знал бы, что штаб полка начал свою работу с опозданием на десять минут. Кое-кто из офицеров, узнав об этом, только махнул рукой, а другие даже посмеялись, говоря: «Подумаешь, всего каких-то десять минут!»

А ведь в современных условиях десять минут могут решить исход войны!

Последним по тревоге в штаб пришел капитан Хауфер. Все офицеры уже выстроились перед зданием штаба, и Харкус ставил им задачи. И тут, спокойно, как ни в чем не бывало, в выходной форме, с тощим портфелем в руке, появился Хауфер.

- На занятиях вы произносите высокие слова, а по тревоге приходите последним, - сказал ему Харкус. - На четверть часа позже других. Впечатляющие достижения!

Хауфер попытался оправдываться, но Харкус не дал ему говорить. Выяснилось, что посыльный известил капитана о тревоге через пять минут после ее объявления, а тридцать минут ушли у Хауфера на сборы.

Командир полка тут же перед строем офицеров объявил капитану выговор. После того как он распустил строй, никто ничего не сказал, хотя по выражению лиц многих Харкус видел, что они сочувствуют Хауферу.

Прошло несколько дней, а Харкус не приблизился к цели. Вместо единодушия в штабе царил разброд. Вместо повышенной активности в полку - выжидание. Неужели прав был Вебер, когда сказал майору: «Если ты и дальше так будешь себя вести, то не только не сплотишь личный состав, а еще больше разрознишь его…»

Кругом было тихо, только дятел стучал клювом по дереву где-то совсем близко.

Харкус знал один рецепт, который было бы полезно применить против тех, кто занял позицию выжидания, но он не мог прибегнуть к нему: поднять по тревоге весь полк имел право только генерал или полковник Венцель. А как было бы хорошо поднять полк по тревоге и при сохранении полной секретности перебросить в район учений, ну, например, куда-нибудь к югу, в Тюрингию. А затем заставить действовать в условиях, приближенных к боевым, когда каждая минута и даже секунда играет очень важную роль. В той обстановке уже никто не станет тянуть время и выжидать. В такой обстановке полк быстро обретет свою боевую форму. Но Харкус, как командир полка, не имел права на такую проверку части, хотя ему этого очень хотелось. Он понимал, что ни полковник Венцель, ни генерал Крюгер не согласятся с его предложением.

Но достаточно ли будет этого? Харкус поднялся с пенька, все еще не уверенный в том, что ему сделать: вернуться в полк или посвятить день отдыху. А может, все же вернуться в полк и еще раз поговорить со своими заместителями, может, в воскресный день они будут более сговорчивыми, чем в обычный, рабочий? А о чем, собственно, говорить? Вообще-то у него имеются лишь два варианта: первый - он стоит на своем и принуждает к беспрекословному выполнению всех его приказов и распоряжений; второй - он говорит при всех: «Отставить все приказы и распоряжения, которые я отдал до этого. Так дальше не пойдет! Вы были правы!» Однако времени прошло так мало, что сейчас еще невозможно понять, кто прав, а кто - нет. Нужно еще много работать. Признать свое поражение он всегда успеет. А завтра он поднимет по тревоге шестую батарею и посмотрит, как обстоят дела у них.

Майор надел на плечи рюкзак и двинулся дальше. Вскоре он перешел шоссе и оказался на опушке леса, где стояли бараки. Первые бараки были построены на этом месте тринадцать лет назад. Сейчас мало что напоминало здесь о том времени. И не осталось никаких письменных документов, не было ни памятника, ни мемориальной доски, на которой можно бы прочитать: «В 1952 году молодежь в течение двух месяцев при любой погоде строила здесь село».

А какое это было время! И каких людей оно воспитывало! Сюда, в чащу Мекленбургского леса, пришли люди, которые, не щадя своих сил, в трудных условиях построили село.

Харкус ускорил шаги и по узкой тропке вышел к селению. Неподалеку было прекрасное место, куда майор предполагал вывести на учение солдат и офицеров шестой батареи.

Майор еще раз внимательно осмотрел местность, чтобы потом не терять времени на рекогносцировку.

Фирталь - маленькое, чистенькое, почти квадратное село с небольшим католическим собором. В этом селе, жители и священник которого первое время доставили командованию артиллерийского полка немало хлопот, вот уже пять лет подряд исполнял обязанности председателя кооператива Вилли Валеншток.

Харкус вошел в село по одной из трех дорог, которые вели туда. Чем дальше он шел, тем сильнее пахло свежим сеном, спелыми яблоками и сливами. Улицы были пустынны. И только когда майор пересек, улочку, которая вела к собору, он увидел несколько стариков в темной одежде, да откуда-то справа доносились удары рук по волейбольному мячу.