Несколько лет назад у Фоминых случилось несчастье: трагически погиб младший брат Коля. В Подгощах, в родительском доме, проживает семья старшего брата Василия, работника «Сельхозтехники».
Малая столица
Все своей мерой меряется. Стоят промышленные миллионные города и знаменитые на всю страну поселки, а больше всего людей живет не в них, а в районах, не на всякой карте отмеченных. Какое-нибудь Большое Мурашкино с гордостью называет себя Большим, хотя и не всякий в областном городе слыхал о селе с этим древним именем. Среднерусское Нечерноземье, средний и как будто ничем не знаменитый район, без особых в общем примет. Не глубинка, но и не на бойком месте стоит: тридцать километров от Волги, двадцать пять от железнодорожной станции; сколько таких в России!
Чего только со старыми районами не происходило! Их уже и укрупняли, и делили, прирезывали им землю и колхозы, упраздняли, восстанавливали. Шли годы, и на опыте выяснилось, что нельзя просто так «закрыть» район и открыть его в другом месте, как нельзя без дальних последствий вырубать леса, осушать озера или закладывать моря. За долгие годы уже устоялись границы районов и авторитеты райцентров, определились хозяйственные, торговые и культурные связи с тем единственным городком, которому и быть малой столицей. Нужны какие-то коренные изменения в экономике — нефть, руда или большая стройка, чтобы обжитые места поменяли свой характер. Но не о таком крае мы ведем речь и не о таких переменах.
Большое Мурашкино, здешняя столица, и точно велико. Неэкономно раскинутое со всем размахом малоэтажного строительства по обоим — холмистому и луговому — берегам Сундовика, вдоль его излучины, росло оно вширь, а не вверх, хотя, бывало, издали манило путника позолоченными главами девяти церквей. Ни город Мурашкино, ни деревня; дома как будто сельские, но покрупнее, много полукаменных с высоким крыльцом и глухим забором, с кольцом на калитке.
Мураши, как издавна называют себя жители Большого Мурашкина, не любят нетерпеливых, суетливых, родства не помнящих, старших не чтущих. Гостя принимают в горницах с крашеными половицами, уставленных мебелью новой и завезенной еще с нижегородских ярмарок, кормят пирогами и медом, томленой в печи кашей — древним лакомством, и по субботам попариться водят в баньку: у каждого своя на огороде. Здесь все друг друга знают и раскланиваются на улице, как раскланивались их деды, прадеды и прапрадеды. Есть в народном музее списки ополченцев из Мурашкино, отличившихся при Минине и Пожарском и в войне 1812 года: Кутырев, Устимов, Гладышев… И сегодня те же имена встретишь на меховой фабрике, в райисполкоме, в сельском профтехучилище и на районной Доске почета. Здесь не спросят — кто ты, спросят — чей ты, чьей фамилии.
Старинное село Мурашкино, семь веков стоит; впрочем, возрастом в этих исконно обжитых местах не удивишь: что ни городок, то старина седая, что ни деревушка — сама история. В семи верстах от Мурашкина, в Григорове, родился мятежный протопоп Аввакум, а в семнадцати, в Вельдеманове, — надо же тому случиться — его злейший враг Никитка Минов, он же патриарх всея Руси Никон. Сюда после бунта Марфы-посадницы ссылали восставших новгородцев; считается, что они-то и завезли в Мурашкино меховой и овчинный промысел.
Овчинка стоила выделки. Доставляли ее сюда отовсюду. Персидская, калмыцкая, кавказская овчина выделывалась в течение года — от ярмарки до ярмарки — местными мастерами, умением и добросовестностью, известными всей стране да и за рубежом.
Ни город Мурашкино, ни деревня. «В с. Б. Мурашкине в 1887 году было 856 дворов (из них 853 без посева)». Это данные из работы В. И. Ленина «Развитие капитализма в России». Мурашкино интересовало Ленина, поскольку стало к тому времени не просто столицей окрестных деревень, а центром овчинно-меховой промышленности России. Одевались по-городскому и блюли домострой в обычаях. Была здесь единственная в России школа инструкторов мехового дела, получавшая медали на промышленных выставках в Брюсселе и даже в Буэнос-Айресе, а женились по сговору, девушек воспитывали по-теремному. Свои Кулибины находились на каждой улице, а овчину обрабатывали вручную. Степенно жили и… недолго. Средний срок жизни мужчин не превышал тридцати пяти — сорока лет. «Народ бледнолицый, слабосильный, вырождающийся», — написано о жителях кустарных столиц у В. И. Ленина, отметившего еще одну их черту: «…смотрят с презрением на крестьянина-земледельца…»