Командировка [litres]

— А если это кличка?

— Тем лучше. Зацепка. Так что опять Мишу озадачим.

— Он же не один. Он поручит ребятам…

— В нормальном обществе, Настенька, этим занимается милиция или полиция.

— Это в нормальном, — уточнила Анастасия Карповна. — Вот изберем нормальную власть. А нормальная власть людей обеспечит работой. Появится достаток. Тогда можно будет надеяться и на милицию.

— А получится ли?

— Нормальная власть? Получится. Если все мы, Ваня, ужаснемся: что с нами сталось?! А пока мы вроде незаметно скотеем и звереем. Мне страшно. Не знаю, как тебе.

— Ты же видишь, — поднял глаза Иван Григорьевич, как бы давая убедиться, что в них спокойная голубизна. — Мне уже поздно бояться. За себя. Возраст не тот. А вот за страну боюсь. Раздерут на куски, если замешкаемся, как ты говоришь, с избранием нормальной власти. Я приехал в Прикордонный, чтобы крикнуть…

Он прервал себя на полуфразе. Долго молчал, как бы подыскивая нужные слова.

— О чем?

Он продолжал молчать, словно не слышал предельно короткого вопроса, на который нельзя было дать короткий, но ясный ответ.

— Боюсь, Настенька, что моего крика никто не услышит. А если и услышит, сквозь зубы процедит: «Тебе что — больше всех надо?»

Анастасия Карповна нежно положила руку на его плечо:

— Узнаю тебя, Ванечка, семнадцатилетнего.

Глава 25

В тот день звонков не было. Не спрашивали о Коське. Не отзывался Миша. Проповедник Смит, как всегда, выступал в восемь вечера и до девяти читал по-украински что-то о спасении души. Мысль его была: все украинцы должны повернуться к Богу. Потом передали «Киевские новости». А в зале со старинной мебелью (сервант, стол, шкаф, диван, стулья и кресла, обтянутые коричневой тканью) — все еще, казалось, звучали, как эхо, слова проповедника. Они как бы застыли: «Слава богу! Дорогi братии i сестры! Исус Христос сказав: iдiть по всьому свiту, хто в мене увiрував, буде з нами, хто не увiрував, згорить в аду».

«Спасибо, сынок, — Иван Григорьевич мысленно поблагодарил проповедника. — Значит, я буду гореть в аду». Вспомнились слова тестя-сенатора: «Легче всего купить бога. Были бы деньги. А они у нас есть».

И еще вспомнилось. Наставник, готовивший лейтенанта Коваля к нелегальной работе, говорил: «Любая достоверная своевременная информация — полезна. Даже если она касается намерений Иисуса Христа».

Слово божье с экрана телевизора втыкалось в головы людей, как игла в кожу, намазанную тушью: излишняя тушь смоется, останется татуировка. Так и после проповеди: слова улетучатся, останется страх.

Иван Григорьевич осмысливал фрагменты проповеди, находил в них глубокий подтекст. «Иисус учит: не берите в руки камень, не бегите под пули. Молитесь, кайтесь. Ждите моего второго пришествия». Вроде и простые слова, обкатанные, как булыжники у прибоя, а скольких людей они лишали сна, скольким вносили души смятение!

Иван Григорьевич долго ворочался с боку на бок. Уснул только в первом часу ночи. А в два, точнее, без пяти два, раздался телефонный звонок.

«Никак, Миша?»

За стенкой, в бывшей детской, спала Анастасия Карповна. Она, видимо, тоже долго не могла уснуть. Иван Григорьевич, помня, что к телефону ему нельзя даже прикасаться, поднялся, прошел в детскую.

— Настенька…

Она проснулась не сразу. Спросонья протянула ему руки. Она еще была во власти сна, и, наверное, снилось ей что-то приятное, радостное.

— Проснись, пожалуйста.

— Что?.. Ах, да…

Одеяло сползло на пол, и он увидел ее обнаженную грудь, не мягкую, не располневшую, какие обычно у женщин ее возраста — грудь налитую, упругую. «Не износилась»… — только и подумал. И опять ему почудилось, что перед ним была Мэри. Лечь бы с ней рядом, обнять, приласкать… Он был еще в здоровой мужской силе. А его уже называли дедом. Дедом без внуков. Кажись, ни Эдвард, ни Артур еще не женаты. Кажись… Сколько лет. О них ни одного сообщения.

— Звонят.

— Сейчас, Ваня.

Накинув на плечи халат, она вышла в прихожую, где стоял второй телефон. Заговорила в трубку:

— Спала, конечно… И он спал… Нет-нет, уже не спит.

Иван Григорьевич стоял рядом. Была уверенность, что это Миша. Сейчас он чем-то обрадует. Но не молчала Анастасия Карповна, продолжала допытываться:

— Так что с ним? Спрошу. — И к Ивану Григорьевичу: — Ты умеешь останавливать кровь?

— Смотря какую. А кто пострадал?

— Анатолий Зосимович.

— По всей вероятности, будет нужен инструмент. А у меня ни одного зажима. Разве что жгут…

У него на глазах менялась Анастасия Карповна: видать, с Анатолием Зосимовичем что-то серьезно…

— А ближе врачей никого?.. Есть? Что? Пьяный в дымину? Да, буду просить Ивана Григорьевича.

— Я уже собираюсь. — Он догадался, о чем речь: в доме Забудских живет врач, но тот давно спился и к нему мало кто обращается за помощью.

Иван Григорьевич собирался, как по тревоге.

— Ваня, на улице мороз, — предупредила Анастасия Карповна. Он и сам знал, что ночью будет минус десять: с вечера бил по стеклам сухой колючий снег. После воспаления легких конечно же надо поберечься. Ложиться в больницу второй раз уже не рискнешь.