Командировка [litres]

— Будь добрым, Игорь, — не смолчал Иван Григорьевич. — Помнишь, о чем мы с тобой говорили в интернате? Всегда делай добро.

— А разве убивать безнадежно больных — это не добро?

— Добро, но жестокое.

— Пусть! С жестокими надо по-жестокому…

Глаза мальчика сверкали гневом. Он победил себя: он перестал бояться. Игорь, подросток, был страшен в своей правоте… Не исключено, через два-три года он возьмет в руки автомат. В отличие от пенсионеров митинговать не станет, пойдет за кем угодно, чья правота совпадет с его правотой.

Сегодня его правота была на стороне его отца и его матери, и это вселяло надежду, что он не пойдет ни за атаманами, ни за фюрерами. Но, оставшись при родителях, под их опекой, может так случиться, что он не увидит своих детей — у него их просто не будет: так постараются ученые Пентагона. На планете они оставят минимум людей, но этот минимум будет послушен Америке. Среди них наверняка не окажется потомков Игоря Забудского. Америка даром деньги не тратит.

И вспомнилось Ивану Григорьевичу, как незадолго до побега он изучал отчет Бейкера о его поездке в Советский Союз. В этом отчете секретарь национальной безопасности напоминал конгрессменам: «За сорок последних лет мы истратили триллионы долларов, чтоб одержать победу в холодной войне против СССР». Эти деньги уже давали отдачу. Уже была разрушена семья инженера Забудского.

Иван Григорьевич вернулся к Анатолию Зосимовичу, осмотрел его. Нос все еще кровоточил, но не сильно: лед в махровом полотенце оказывал свое действие. Анатолий Зосимович слегка шевелил губами.

— Опять мы вас побеспокоили, — заговорил он извинительным тоном. — Мы тут с Надей посоветовались… Вы же без денег. А я немножко получил. Но не из патронного, а из нашего. За изобретение. Вы видели, как поражает «Муха»?

— Не доводилось.

— Хорошая ракета, — продолжал инженер. — Миниатюрная. Не чета гранатомету. А моя ракета еще миниатюрней. Ее можно переносить в кейсе.

— Анатолий Зосимович, а вам-то это зачем?

Инженер облизал окровавленные губы, внятно ответил:

— Как — зачем? На другой товар пока нет спроса. Свое изобретение я назвал: «Комарик». Красивое название, не правда ли?

— Красивое, — согласился Иван Григорьевич. — У вас, наверное, и прежние были не хуже? Не за пустяк же вам дали Ленинскую премию?

Забудский оживился: значит, люди помнят, что он — лауреат!

— Надя, покажи «Свидетельство».

Не успела Надежда Петровна сделать шаг, как в прихожей раздался звонок.

— Кого это нелегкая? Который час?

— Половина пятого.

Надежда Петровна вышла в приходую, открыла дверь. Судя по голосу, пожилая женщина.

— Кто там? — спросил Анатолий Зосимович.

— Это Груня. Соседка, — ответила жена. — Ботинки предлагает. Меховые. Тебе, может, будут как раз.

— Покажи.

Надежда Петровна внесла ботинки.

— Власик достал. По случаю. Ему они маловаты. А чтоб Груне утром не бежать на рынок, давай примеряю.

— Сколько?

— Сколько просит? — переспросила Надежда Петровна и в прихожую: — Грунь, сколько просишь?

— Десять «зеленых», — донеслось из прихожей.

— На карбованцы это два миллиона? — возмущенно воскликнул Анатолий Зосимович. Забыв, что нос еще кровоточит, приподнялся, крикнул: — Что она, в своем уме? Это же грабеж!

Надежда Петровна цыкнула на мужа: «Молчи уж. Что люди о нас подумают» — и тут же к Ивану Григорьевичу:

— А может, вам подойдут? Груню выручим, да и Власику поможем. Власик, сынок ее, старательный, ночь-полночь — бежит на дежурство. Он электрик.

Иван Григорьевич взял ботинки: обувка вроде знакома. «Ба! Да это же мои ботинки!» Запустил руку во внутрь. Мех еще хранил его тепло.

— Десять «зеленых», говорите? Дешево. Так что вы, Анатолий Зосимович, не правы.

— Ничего подобного! — сердито возразил инженер.

— Вы, пожалуйста, со мной не спорьте, — твердо сказал Иван Григорьевич. — Ровно месяц назад вот за эти самые ботинки я отдал на барахолке шестнадцать «зеленых». Да-да, я запомнил даже челночницу, бедрастую бабенку.

— Что же получается? — взглянула как побитая Надежда Петровна. — Это… ваши ботинки? А как они оказались у Груни?

— Спросите Груню.

— Грунь!

— Вас… ограбили? Разули? — допытывалась Надежда Петровна.

— И раздели.

— Когда?

— Только что… Я к вам спешил…

— И вы босиком? По снегу?

— А что мне оставалось?

Анатолий Зосимович сорвал с лица окровавленное полотенце, крупинки льда рассыпались по ковру, как серебряные монеты.

— Где она, зараза?

— Грунь! — опять позвала Надежда Петровна. — А ботинки-то доктора!

Та из прихожей:

— Не может быть! — И чтоб удостовериться, что доктор не врет: — А что они еще одолжили?

— «Аляску».

— Ах, паразиты! Я ж за нее целый бутылек…

Дело принимало скандальный оборот. С дивана соскочил Анатолий Зосимович, не думая о крови, потряс кулаками:

— Грунька! Сучка! Клянусь, завтра твой ублюдок Власик будет в гробу!

Но Груню уже как ветром сдуло. По каменным ступеням подъезда торопливо забухали удаляющиеся шаги.

За «аляской» пошла Надежда Петровна. Вернулась ни с чем:

— Продали. И когда успели?