Комбат

– Если это не государственная тайна… – развел руками полковник, посмеиваясь, а затем подмигнул комбату. – Стареешь ты, Борис, если от тебя девушкам уже не только постель нужна.

– Узнай для меня – кому машина с таким номером принадлежит, – и Борис Иванович вытащил из кармана бумажку с написанным на ней номером джипа, увезшего его брата – с тем, который запомнила Наташа, стоя на дождливой улице возле бара «Парадиз».

– Это я тебе мигом, даже не выходя из кабинета. Проще и не придумаешь.

Василий явно был горд тем, что умеет обращаться с компьютером. Он вошел в сеть, сделал запрос.

– Зря я тебе про игрушки сказал, – произнес комбат, – все-таки, видно, и от них польза есть.

Наконец Панфилов отыскал то, что было нужно, и тут же удивленно посмотрел на Бориса Ивановича.

– Знаешь, Боря, а эту машину год тому как угнали.

– И не нашли?

– Не нашли.

– Что за машина?

– Машина-то не очень важная, зато новая – ГАЗ-32.

Достаточно приличная.

Борис Рублев с каждым словом полковника все больше укреплялся в своих подозрениях.

– Хозяин-то кто у нее был?

– Гришан А. И, из Москвы.

– А номер тогда почему Питерский?

– Сейчас посмотрим.

Панфилов запросил информацию о деле об угоне автомашины и выяснил следующее. Машиной, принадлежащей некоему Гришану А. И., пользовался по доверенности его племянник Валентин, проживающий в Питере. Согласно уговору, племянник, одолжив своему московскому дядя пятьсот долларов на год, получал в пользование его машину на полгода. Из короткой сводки было не понять, кто кого уговорил совершить эту сделку. Удивлял и юный возраст племянника – восемнадцать лет, исполнившихся ему на момент получения доверенности.

– А что, твоя подружка видела недавно эту машину? Можно помочь людям.

– Не знаю. Попросила и все тут, – отрезал комбат, переписывая себе на бумажку питерский адрес Валентина Гришана. – Если она знает что – позвоню тебе. Ну что, Василий, пока.

– Пока.

Мужчины пожали друг другу руки. Вновь комбату пришлось заверять полковника, что он наведается в гости и выпьет со своим старым приятелем не меньше бутылки.

* * *

На этот раз полутемный коридор не показался комбату таким угрюмым. Кое-что обрисовалось. Во всяком случае, появились хоть какие-то зацепки.

«Главное, хоть по полшага, но продвигаться немного вперед».

Выйдя на улицу, Борис Иванович к своему удивлению обнаружил, что уже смеркается.

«Все-таки уже не лето», – подумал он, поднимая воротник своей куртки так, чтобы дождь не стучал по разомлевшей от включенного в кабинете полковника отопления шее.

Наташа, завидев его, обрадовалась так, как можно обрадоваться появлению без вести пропавшего друга. Она уже выбралась из машины, совершенно там окоченев, и припрыгивая, исходила тротуар вдоль и поперек.

– Борис Иванович, это называется полчаса?

– Я же сказал, может, и больше.

– По-моему, это вообще издевательство какое-то! Сказали бы – полтора часа.

– Садись, поехали.

– Куда?

– Куда надо.

– Это не ответ, Борис Иванович.

– А то, что спросила ты – это не вопрос.

Ясно тебе или повторить?

– Ясно-то ясно, но я не хочу умереть с голода. Я, кстати, с самого утра ничего не ела.

– Я тоже.

– Не знаю, может, вы умеете обходиться без еды, без сна, без туалета, прошу прощения, но я как-то к такому не приучена.

– Смотри в окно, Наташа. Где увидишь что подходящее, скажи, остановимся.

Девушка не стала наглеть. Она пропустила пару дорогих ресторанов, затем заметила скромное бистро и сказала:

– Здесь.

Ела она с неподдельным аппетитом. Проголодалась так, что даже испеченная три часа тому назад пицца показалась ей изысканным блюдом.

Борис Иванович есть не стал. Он заказал себе чай и апельсиновый сок, пил, попеременно поднимая то левую, то правую руку, делая глоток то из фаянсовой чашки, то из пластикового стакана.

– С ума сойти можно! – глядя на него проговорила Наташа и подцепила на пластмассовую вилку последний кусочек пиццы.

– Что тебе не нравится?

– Впервые вижу, чтобы так чай и сок пили.

– А как надо?

Девушка задумалась.

– Я бы сначала сок выпила, затем чай.

– Все равно в животе перемешается, – резонно заметил комбат.

– Ну и логика у вас!

– С ней-то, девонька, у меня все в порядке.

– Наверное, я безнадежная эстетка.

Наташа вынула из салфетницы последний листок, похожий на школьную промокашку, и приложила его к губам. Вытерла о него пальцы, скомкала и бросила в тарелку.

– Пошли.

Уже возле дверей, ведущих из бистро на улицу, комбат остановился.

– Если хочешь быть со мной и дальше, то не хами. Ясно, Наташа?

– Ясно, – кивнула девушка и добавила. – Это у меня непроизвольно получается. Недержание, значит.

Когда они проехали еще кварталов пять, комбат, хитро усмехнувшись, поинтересовался.

– Ты ничего не забыла?

– Нет.

– Уверена?

– Да.

– А кто-то о туалете вспоминал…

Наташа почувствовала себя страшно неловко. Конечно же она не забыла о высказанном вслух желании, но в бистро она постеснялась напомнить об этом Борису Рублеву.

– И что мы теперь будем делать?

– Не знаю, – нервно повела плечами Наташа и зло добавила, – у вас, наверное, это семейное.

– Что?