Комбинат

— Значительно старше. Собственно, первая церковь на этом месте была заложена еще при основании города, но она была деревянной и, конечно, не сохранилась. Каменный храм был заложен в 1612, малые главы достроены при Петре, но свой нынешний вид храм обрел после почти полной перестройки еще столетие спустя. Точнее, в 1913 была проведена масштабная реставрация, но общий облик она не затронула…

— Почему ж вы сказали, что главная достопримечательность здесь — это тюрьма? Храм, наверное, все же поинтересней будет.

— Я имел в виду достопримечательность, которую можно увидеть, хотя бы и через забор. А храм ныне находится на территории комбината.

— Вот как? — Николай задержал ложечку с куском торта возле рта. — Это что же, неужели у советской власти рука не поднялась на памятник архитектуры? Как-то для нее нехарактерно. Или храм просто приспособили под производственные нужды?

— Ну вообще-то да, приспособили.

— Так он не действующий? Или, в связи с новыми веяниями, там теперь окормляют опиумом работников комбината?

— Да в последние годы и сам комбинат практически не действующий… Хотя вроде бы теперь политика меняется. Есть надежда на возрождение.

— Да, это я уже слышал… Многие надеются?

— Да почитай весь город…

— А вот на этот счет я слышал и другие мнения, — усмехнулся Николай. — А что, на этот ваш комбинат никак нельзя пройти? — перешел он, наконец, к более интересовавшей его теме. — Скажем, чтобы на храм посмотреть?

— Боюсь, что нет, — твердо произнес Васильчиков. — Вы попробуйте это печенье, очень вкусное.

— Вот же, не умеют у нас деньги зарабатывать! Все ждут, пока правительство даст. Нет чтобы, раз производство простаивает, хотя бы экскурсии в храм организовать. Все-таки памятник… Семнадцатый век… Да, я понимаю, это копейки, но лучше, чем ничего.

— Простаивает или нет, а нормы допуска никто не отменял.

— То есть в тюрьму договориться в виде исключения можно, а на комбинат нельзя? (Старик развел руками с видом «не я это решаю!») Такой секретный?

— Уж какой есть.

— Прямо удивляюсь, что меня вообще в город пустили! Или это сейчас такое послабление, а раньше закрытый город был?

— Да нет, в общем-то, не был. Проверки паспортного режима и все такое были строже, но в общем-то въехать сюда и раньше мог любой желающий.

— Почему так?

— Ну как вам сказать… От закрытости тоже может быть больше вреда, чем пользы. Вот про Арзамас-16, к примеру, все слыхали, и у нас, и за рубежом. А кто когда слышал про Красноленинск?

— Честно говоря, я вообще не понимаю, как возможно сохранение подобных тайн. Ведь на комбинате работает — или работало в лучшие его времена — наверное, полгорода…

— Ну, как считать. Ведь комбинат — это не только, в некотором роде, конечный процесс. Это сложное, комплексное хозяйство, которое его обеспечивает — и которое обеспечивает тех, кто его обеспечивает, и так далее. То есть, так или иначе, на комбинат работает весь город, только на разных уровнях…

Николай вспомнил, что то же самое говорила Светлана.

— Вот именно, — подхватил он вслух, — причем, мягко говоря, далеко не все из них — истинные арийцы с нордическим характером… или как там писали в советских анкетах — идейно выдержанные и морально устойчивые. Ну, подписки, конечно, страх наказания, но все равно многие по пьяни способны разболтать что угодно…

— Так я ж вам говорю — разные уровни. Работники какой-нибудь авторемонтной мастерской, повара в рабочей столовой, сантехники, да хоть киномеханик в клубе — они все заняты своим конкретным делом и за все прочее не ответственны. То есть, конечно, в общем плане, пропагандистском так сказать, конечно, да — «мы все делаем важное для Родины дело». Но в плане интересующих вас — или, скажем, не вас, а, в некотором роде, агента противника — частностей…

— Ну, теоретически, наверное, так, — согласился Николай, вспомнив Сашку. — Но все равно, мне кажется, такое жесткое разграничение возможно только при германском орднунге. А в России в конечном счете все равно всё всем станет известно. Ну, кроме тех, кто принципиально не хочет знать. Затыкает уши, когда в его присутствии заходит соответствующий разговор.

— Ну, в какой-то мере вы правы, — кивнул старик, — но и тех, кто знать не хочет, не стоит недооценивать. Вам, как журналисту, это, может быть, дико звучит… у вас главная цель — узнать и донести правду… ну или не правду, а то, что вам редактор скажет…

— Я всегда пишу только то, что считаю истиной, — резко перебил Николай. — Да, мне не всегда дают сказать все, что я хочу. Но я никогда не говорю того, что я не хочу.

— Ну хорошо, хорошо… такой, в некотором роде, благородный идеализм внушает уважение. Вам кажется, что главное — это сорвать покровы и донести истину. А для большинства людей главное — это спокойно жить. А эта ваша истина им только мешает.

— Почему обязательно мешает?

— Потому что скрывают только такие истины, которые мешают комфортно жить. Иначе зачем?

— Ну да, — желчно усмехнулся Николай, — вопрос только в том, кому мешают. Преступнику, скрывающему свои преступления?