— Можно подумать, ты здесь в золоте купаешься. Сам говоришь — весь город без зарплаты, приезжих нет, пашешь на взятки ментам и «крышу», перспектив никаких. А водитель, думаю, везде бы работу себе нашел — тем более, ты и грузовик водил… И не обязательно в Москву. На Москве свет клином не сошелся.
— Да не-е… Здесь у меня какая-никакая хата и работа. На хер мне у черта на рогах все с нуля начинать? Знаешь, как говорят — там хорошо, где нас нет, а где родился, там и пригодился. Тут все ж-таки родина, хули.
«Да уж, воистину — там хорошо, где вас нет», — подумал про себя Николай, вспоминая чистенькие улочки Европы и аккуратные домики Америки.
— Оно и заметно, как ты тут пригодился, — сказал он вслух.
— А чо — нет? Тебя вот везу. Чо бы ты без меня делал?
— Взял бы машину напрокат. В нормальном городе, разумеется.
— Ой, вот не надо этих ваших понтов — в нормальном, в ненормальном! Ты еще, бля, «цивилизованный мир» скажи. Типа они цивилизованные, а мы только с пальмы слезли. Чай, не глупее всяких пиндосов.
«Да если бы слезли!» — подумал Николай, а вслух сказал:
— Пиндосы, между прочим — это одна из греческих народностей, а вовсе не то, что ты имеешь в виду. А если не глупее, то что ж так живете?
— Как — так? Хуже, чем они? Так они ж, суки, весь мир грабят, и нас в первую очередь, добротой нашей пользуясь. Ресурсы наши сосут.
— Кто мешает использовать эти ресурсы у себя, а не продавать их на Запад?
— И вообще они фашисты, — не слушая, продолжал Сашка. — Свободы у них нет.
— У них? — изумился Николай. — На Западе нет свободы?
— А то! Ты скажешь, там чисто, да? А это почему? Потому что плюнешь на улице — сразу штраф сто баксов. А пьяным попадешься — вообще сразу тюрьма. Разве можно так жить?
— Ну, вообще-то пьяных, если только те не за рулем и не хулиганят, западные полицейские обычно просто отвозят домой.
— Да ладно п…дить-то.
— Это правда. Своими глазами видел.
— Хочешь сказать, и не обшмонают при этом? Бабло-мобилу не отожмут?
— Нет, конечно.
Реакция Сашки была парадоксальной:
— Вот же козлы, — произнес он с отвращением.
Ну да, подумал Николай. Уж ты бы на их месте…
— Хочешь сказать, ваши менты лучше? — усмехнулся он.
— Суки позорные, — убежденно ответил красноленинец, явно не заботясь о последовательности. — Беспредельщики.
— А про мэра вашего что можешь сказать?
— М…дак! — яростно крикнул Сашка, и Николай даже подивился такой экспрессии, но тут же понял, что она относилась не к красноленинскому градоначальнику, а к подрезавшему их «жигуленку». Движение в этот вечерний час и впрямь стало гораздо оживленнее, чем утром. — Не, ты глянь, что этот у…бок творит! Тормознуть бы да настучать по репе!
— Да черт с ним, — поспешно произнес Селиванов, опасаясь, что его водитель и впрямь попытается устроить дорожную разборку. — Ты мне лучше про мэра расскажи.
— А чо про него говорить. Его вообще никто не видит никогда.
— Так уж и никто.
— Никто, — повторил Сашка, и у Селиванова возникло подозрение, что это не такая уж и гипербола.
— Он что, даже с речами не выступает? По праздникам там и все такое.
— А на хера ему.
— Ну как… для рейтинга. Вы ж его тут все-таки выбираете…
— А чо там выбирать? Кого из Москвы назначат, тот и будет.
— Вообще-то, не обязательно. Ты-то, как я понимаю, на выборы не ходил…
— Как это не ходил? — обиделся Сашка. — Там же буфет. Пиво и бутерброды.
— А голосовал как?
— Как все, так и я. Чо мне, больше всех надо?
— За московского назначенца, о котором ничего не знаешь?
— А за кого еще?
— Это уж вам тут лучше знать.
— Вот мы и знаем. Голосуй не голосуй, все равно получишь…
В кармане у Николая запел мобильник.
«Неужели все-таки из мэрии?» — подумал Селиванов, поднося аппарат к уху. Но это оказалась Светлана.
— Николай? — ее голос прозвучал обрадованно и как будто даже с облегчением. — Как у вас, все в порядке?
— Более-менее, — ответил Селиванов, не желая входить в подробности при Сашке. — Прогулялся вокруг комбината и побеседовал с вашим краеведом, спасибо. А с этим Славестом вы насчет меня еще не говорили?
— Говорила. Он сказал, что попробует договориться по старым каналам, но это не раньше завтра. А пропуск надо за сутки заказывать, так что два дня еще в лучшем случае.
— А в худшем?
— Обещать он ничего не может. Он ведь сам уже на пенсии. Да и вообще журналистов на комбинат сроду не пускали.
— Что ж у них там, и многотиражки никакой не выходило? — усмехнулся Николай.
— Ну, разве ж это журналисты… А сейчас вы дома?
— Да вот еду туда, — ответил Селиванов, привычно отметив про себя, с какой легкостью человек называет «домом» всякое временное пристанище. — А что?
— Да нет, ничего… Хорошо. Просто подумала, вдруг вы, по столичной привычке, ночную жизнь искать отправитесь. А у нас тут…
— Знаю-знаю, вы говорили. Одни убийцы с людоедами, — впрочем, после событий этого дня он уже не был настроен относиться к этим предупреждениям так легкомысленно. — Нет, я лучше поработаю над статьей. Про комбинат я пока ничего толком не узнал, но кое-какое впечатление о городе уже получил.