Комбинат

Меж тем объект этих размышлений возник на пороге комнаты. Это был рослый, но худощавый мальчик, со спадающей почти на глаза черной челкой и узким и бледным неулыбчивым лицом, пока еще не обезображенным юношескими прыщами. Он хмуро посмотрел на гостя, затем на отца, но ничего не сказал.

— Женя, это ко мне по делу пришли, — произнес Михаил, словно оправдываясь. — Николай Анатольевич, журналист из Москвы. А ты чего так рано сегодня?

— У нас последний физра. А у меня освобождение, — тембр его голоса был еще детский, но он выглядел старше своих слов. Возможно, из-за высокого роста.

— Освобождение? — с сомнением протянул Михаил. — Ну ладно. Там мама тебе обед на плите оставила, разогреешь сам?

— Я не хочу есть, — сказал мальчик, не двигаясь с места и вновь глядя на Николая. Поздороваться с ним он, однако, так и не соизволил. Селиванов не мог понять значение этого взгляда — не неприязненного, не любопытствующего, уж тем более не восхищенного Журналистом из Самой Москвы, а… какого-то одновременно пристального и равнодушного. Словно — Николай наконец нашел аналогию — у патологоанатома с многолетним стажем, готовящегося вскрыть очередной труп. От этого взгляда становилось не по себе. Вспоминались демонические дети из ужастиков. Впрочем, тут же сказал себе Селиванов, скорее всего, именно им он и подражает. Обычное подростковое позерство.

— Может, ты не хочешь суп и курицу, но хочешь составить компанию нам? — ободряюще улыбнулся Николай. Детей он не любил и не особо умел с ними общаться, но Михаил явно пытался спровадить сына, и Селиванову захотелось его оставить уже хотя бы из чувства противоречия. К тому же получить более полное представление о красноленинских школьниках тоже имело смысл. Ведь не все же они такие, как те девки в автобусе… У нас вот тут еще салат остался и…

— Откуда вы знаете, что там суп и курица? — перебил мальчик тоном почти что обвиняющим.

— Проницательность, Watson, — вновь улыбнулся Николай.

— Меня зовут Евгений, — ответил мальчик, демонстративно называясь полным именем.

— Я в курсе. Не любишь суп?

— Не люблю.

— Признаться, я тоже, — заговорщицки поведал Селиванов.

— А он, между прочим, полезен для пищеварения! — громко возразил Михаил.

— Ну, разок можно сделать исключение, — примирительно произнес Николай. Михаил открыл рот, возможно, собираясь возразить, но тут где-то в доме запел мобильник. Михаил торопливо вскочил и, бросив гостю «извините», поспешно вышел из комнаты.

Селиванов остался наедине с мальчиком. Тот придвинул к столу еще один стул и сел — не напротив гостя, где прежде сидел его отец, а наискосок, словно во главе стола — но не стал брать себе чистую тарелку и накладывать еду. Повисла пауза.

— Как дела в школе? — спросил, наконец, Селиванов.

— А как там могут быть дела? — желчно произнес Женя. — Уроды.

— Кто?

— Учителя. Одноклассники. Старшеклассники. Все.

— Неужели все? Нет ни одного любимого предмета?

— Что вы со мной, как с маленьким, разговариваете? — возмутился Женя. — Мне, между прочим, уже тринадцать… скоро будет. Вы еще спросите, кого я больше люблю — папу или маму.

— Боюсь, что на этот вопрос тебе отвечать скоро придется, — заметил Селиванов и тут же пожалел о сказанном.

— Знаю, — ответил мальчик, но его голос вновь звучал равнодушно.

— Ну и… — «господи, мне-то какое дело», — подумал Николай, но все же закончил: — решил уже, как ответить?

Женя пожал плечами.

— С отцом, вообще, интереснее, — сказал он. — Но называть его шлюху «мамой» я не собираюсь. Тем более, что это только до следующей шлюхи.

— Не надо говорить таких слов.

— Ой, ой! Слово как слово, литературное. Можно подумать, вы в моем возрасте не матерились трехэтажно.

— Ну, — смутился Николай, — не трехэтажно, но…

— Вот-вот. Я не понимаю — то ли у взрослых память начисто отшибает, то ли они все поголовно лицемеры?

— Взрослые, — назидательно произнес Селиванов, — пытаются уберечь детей от ошибок, которые совершили они сами.

— За столько поколений могли бы уже понять, что это бесполезно.

— М-да, — Николай не нашелся, что ответить. — А с физкультуры ты, я так понимаю, сбежал? На самом деле нет никакого освобождения?

— Опять проницательность?

— Она.

— Ненавижу, — тихо и убежденно произнес Женя. — Ненавижу это потное быдло.

— Да, — кивнул Николай, — в российских школах ведь даже душевых нет, так все и идут, потные и вонючие, на следующий урок…

— Это хорошо, что душевых нет, — возразил мальчик.

— Почему?

— Что, правда не понимаете? Так самое опасное, когда переодеваешься, но это короткий момент, и на тебе хоть трусы есть. А так, пока ты в душе, всю одежду сопрут. Или голым к девчонкам затолкают.

— Пожалуй, — согласился Николай; вопреки подозрению Жени, школьные нравы времен собственного детства он помнил весьма неплохо. — Но как же прогулы?

— А что прогулы? Еще не было случая, чтобы кого-то из школы за физру выгоняли. Так что трояк все равно натянут, а больше мне в любом случае не светит. Ну, в крайнем случае бутылку физруку поставлю.

— Где ты ее возьмешь? — усмехнулся Николай.

— Куплю, где.

— Детям же не продают.