Комбинат

— Ха, — очевидно, только разница в возрасте помешала Жене добавить что-то вроде «наивный чукотский юноша».

— Но по другим предметам у тебя, я так понимаю, не трояки?

— По труду еще. Остальные — пятерки.

— Тяжело быть отличником в Красноленинске? — сочувственно спросил Николай.

— В Красноленинске вообще тяжело быть, — ответил мальчик.

— Похоже, не все так считают, — заметил Селиванов. — Раз не пытаются отсюда уехать, несмотря ни на что.

— Они просто слишком тупые, чтобы понимать, как им плохо, — возразил Женя. — Хотя… наверное, есть и те, кому здесь хорошо. Кому нигде не будет так хорошо, как здесь… Мы тут недавно сочинение писали «За что я люблю родной город». Я сдал чистый лист.

— И что? Получил двойку?

— Нет. Пятерку.

— Это как? — удивился Николай. — Учительница настолько уважает принципиальность?

— Да нет, просто зачем ей статистику успеваемости портить. Я и так почти единственный отличник в классе. А что тема дурацкая, она сама знает. Она ж их не сама придумывает, из роно спускают.

— А другие что писали, ты знаешь?

— А, что они могли писать. Бред всякий, типа родина и все такое. Родина-уродина. Все равно они сами в это не верят, и училка это знает, да и в роно, небось, это понимают. А если кто верит… тем хуже, — Женя помолчал несколько секунд и отчетливо произнес: — Те, кому хорошо в Красноленинске, не должны жить. На этот город надо сбросить атомную бомбу.

— Ну, — усмехнулся Николай, — так все погибнут, и кому хорошо, и кому плохо.

— А для тех, кому плохо, это будет избавление, — мальчик вновь помолчал и мечтательно произнес: — Если бы мои родители умерли, меня бы, может быть, усыновили американцы.

— Ну, это очень не факт, — только и нашелся сказать Селиванов.

— Я знаю, таких больших обычно не усыновляют, — кивнул Женя. — Но зато я здоровый. А маленьких им только инвалидов отдают. На тебе, боже, что нам негоже… Знаете анекдот, как японца спрашивают, что ему понравилось в России? А он говорит: «У вас замечательные дети. А все, что вы делаете руками, очень плохо.»

— Знаю, — улыбнулся Николай.

— Глупый анекдот — отрезал Женя. — Дети здесь тоже дерьмо. Может, они-то как раз самое большое дерьмо и есть. Ведь это из них получаются взрослые.

— Но на себя ты это, конечно, не распространяешь, — усмехнулся Селиванов.

Женя пожал плечами:

— Может, нет, а может, и да. Все, кто здесь родился, отравлены. Даже умные.

— Комбинатом?

— Да при чем здесь комбинат… Его люди создали. А не наоборот.

— А вот ты, кстати, знаешь, чем занимается этот ваш комбинат?

— Про это у нас не принято говорить. Ну, в школе рассказывают, конечно, байки всякие. Но вы же в байки не верите?

— Ну, как говорится, сказка ложь… Так что за байки?

— Ну, будто бы там три круга…

— Комбинат же по форме пятиугольник?

— Ну это так говорится, что три круга, — терпеливо, как для тупого, пояснил Женя. — Внешний — там вроде как обычные люди работают. Бухгалтеры там всякие, счетоводы, машинистки… сидят, бумажки перекладывают.

— Ну какие сейчас машинистки? Компьютеры же кругом.

— На комбинате нет компьютеров. Там такое особое поле, что никакая электроника не работает. Ни компьютеры, ни мобильники, ни даже часы электронные и калькуляторы. На счетах считают.

Николай хотел сказать, что это чепуха, но вспомнил проблемы с мобильной связью вблизи комбината и промолчал.

— Начальство тоже во внешнем круге все сидит, — продолжал мальчик. — Ну и обслуга всякая разная всего этого. Дальше своего внешнего круга они никогда не ходят и даже не знают, что там делается. Даже начальники отделов не знают, кроме самых главных. Потом — средний круг. Там работяги и охрана. Много охраны. Говорят они там чуть не голые работают, чтоб вынести ничего не могли, и принести тоже. Большинство — зэки. Или бывшие зэки, которые, как срок кончился, вольняшками работать остались. Но оттуда все-таки выпускают. Потому что там еще не главные цеха. Только предварительные и вспомогательные. А главный — внутренний круг. Там то, ради чего существует комбинат. Но те, кто туда вошел, обратно уже не выходят. Кто бы ни был. Даже если из начальства кто туда забредет, обратно его уже не выпустят.

— Что, до пенсии? — усмехнулся Николай.

— Вообще никогда. Больше этих людей никто не видит. Ни живыми, ни мертвыми.

— А готовая продукция? Ее как вывозят?

— Ее не вывозят.

— То есть как?

— Так. Машины с комбината порожняком идут. Это любой шофер знает.

— Слушай, ну это ж бред какой-то! Что там у них, во внутреннем круге — черная дыра, что ли?

— Может, и дыра, — мальчик пожал плечами, и его отрешенно «демоническое» выражение лица, типичное для рассказчика страшных историй, вдруг сменилось обычным детским: — Я же вам говорю, это все байки. Вы что — в сказки верите?

— Не верю, — согласился Николай. — Но насчет готовой продукции — правда?

— Говорят, что да. Но это вы у шоферов спрашивайте.

«И спрошу, — подумал Селиванов. — Надо будет еще потолковать с Сашкой. Впрочем, экспедитор Марина тут, пожалуй, еще более ценный источник…»

— А в каком круге твоя бабушка Маша работала, ты знаешь? — осведомился он вслух.

— Во втором. В среднем, то есть. Там женские цеха тоже есть.