Комбинат

— Знаете, — сказал Михаил, — у нас тут продают специальные заглушки. Вместо ремня — одна только пряжка, которая вставляется в замок. Чтобы автоматика считала, что ремень пристегнут, и не подавала никаких сигналов. И это покупают. Вы представляете? Люди готовы платить деньги за то, чтобы не пользоваться простейшими мерами безопасности и чтобы им об этом еще и не напоминали! Вот в какой еще стране возможен такой идиотизм?

— Да уж, — согласился Николай. — А когда введут детекторы, блокирующие зажигание при обнаружении паров алкоголя, будут, очевидно, ездить в респираторах.

— Угу, — кивнул Михаил, словно не заметив подколки, и вырулил со двора на улицу. Под колесами чавкнула лужа. Дождя на сей раз не было, но небо оставалось по-красноленински хмурым.

— Как вам молодое поколение? — спросил Михаил.

— Способный мальчик, — сдержанно ответил Николай.

— Да. Способный, это точно, — произнес Михаил со странной интонацией. — Знаете, иногда я его даже боюсь.

— Боитесь?

— Вы о детях индиго слышали?

— Я не верю во всякую мистику и парапсихологию.

— Ну, при чем тут мистика… Даже с научной точки зрения. Население Красноленинска вырождается, это объективный факт. Но ведь на тысячу дегенеративных мутаций может прийтись одна позитивная?

— Если позитивная, чего ж ее бояться? — усмехнулся Николай.

— Ну так это она смотря для кого позитивная. То, что позитивно для хищника, отнюдь не позитивно для его жертвы…

— Вы что же — считаете себя жертвой собственного ребенка?

— Да нет, — поспешно ответил Михаил. — Глупости это все, конечно. Просто… иногда он так смотрит, как ребенок смотреть не должен. Словно он старше меня. И даже намного. И почти никогда не улыбается. Это, конечно, моя вина… точнее, наша со Светкой, что мы не дали ему нормального детства. Он говорил вам, что мечтает уехать в Америку?

— Говорил.

— А ведь был шанс. Если бы, как только открыли границы, я бросил все силы на эмиграцию… ну, может, не в Америку, может, в Чехию куда-нибудь, тоже замечательная, между прочим, страна… Но где там! Я сеял разумное, доброе, вечное. Я верил в новую свободную Россию. В то, что комбинат закроют навсегда, и на его месте будут яблони цвести. А потом все, поезд ушел. Поздно пить боржоми.

— Мне казалось, вы с вашими байкерами — патриот, — усмехнулся Селиванов.

— Я теперь коммерсант, — огрызнулся Михаил. — Если сейчас имеется спрос на патриотизм, я буду продавать патриотизм. А если дегенераты хотят заглушек вместо ремней безопасности, то и их тоже. В конце концов, если в результате дегенератов станет меньше, мир только выиграет. Только вы это, конечно, не пишите.

— Так это вы сами продаете эти заглушки?

— Нет. Это я для примера. А так продавал бы без всяких интеллигентских угрызений. Просто на них много не заработаешь.

— Ну да. Деньги не пахнут.

— Вы думаете, я для себя стараюсь? Да для того же Женьки, чтобы его из этого дерьма выпихнуть. Чтобы он, действительно, уехал учиться в какой-нибудь западный университет и остался там.

— Вы хотите оставить его себе после развода? Несмотря на эти ваши… опасения?

— Хочу. Мне кажется, когда кончится эта вся вязкая неопределенность, ну и Светка перестанет его против меня настраивать, мы с ним найдем общий язык. Но вы же знаете, наши суды почти всегда на стороне матери… тем более, сейчас у меня формально работы нет.

— А она таки настраивает?

— Не то чтобы напрямую, но… Вы ж понимаете, как это делается.

— Во всяком случае, вашу новую подругу он не приемлет категорически.

— Ну, это дело обычное в таких случаях.

— Боюсь, что в данном случае вариант «стерпится-слюбится» исключен принципиально. Если, конечно, вы не готовы пожертвовать своей, пардон, интимной жизнью ради сына.

— Ох, — вздохнул Михаил, — сложно это все. Сложно… и тошно. И так, как есть, оставлять невозможно, и выхода хорошего нет.

Впереди показалась уже хорошо знакомая Николаю изба, и он почувствовал облегчение от того, что поездка с нетрезвым водителем закончилась благополучно. Хотя, наверное, если бы не выпитое, Михаил воздержался бы от многих сегодняшних откровений. In vino veritas, да.

— Спасибо, — вновь поблагодарил Селиванов, выбираясь из машины. — Удачи.

— И вам, — откликнулся Михаил. — Так вы, когда статью писать будете… вы помните, что я это для Женьки.

Джип уехал, разбрызгивая грязь из-под колес. Николай поднялся на крыльцо и вошел в дом.

Старуха была дома и осведомилась у него, когда он будет ужинать. Николай ответил «часов в семь», что ее, как видно, вполне устроило.

— Кстати, Алевтина Федоровна, — заметил Селиванов, прежде чем направиться в свою комнату, — познакомился сегодня с вашим правнуком.

— С Женей? — по лицу старухи нельзя было понять, как она отреагировала на это известие.

— А что, у вас есть другие?

— Нет, только он. Очень умный мальчик.

— Да, я заметил, — Николай сделал паузу, выжидая, не захочет ли старуха добавить что-то еще, но она молчала, и он направился к себе.

На сей раз от ноутбука его оторвал телефонный звонок. Номер был местный, но незнакомый.