Комбо

Тогда Максим выдохнул с облегчением, однако еле ощущаемый страх, смешанный с почитанием, залёг на дно души. И, странно, даже желания рассказать другу, бывшему однокурснику, чтобы посоветоваться, о проходящем эксперименте не было. Ну а уборка — пусть, двигаться тоже полезно. Тем более что сегодняшние события заставили понервничать.

Максим чувствовал: он не просто втянулся в процесс восстановления Егора. Мало сказать — сопереживал приключениями капитана в замкнутом круге, реагировал на неудачи игрока, как на свои:

— Не ходи! Не ходи туда!.. Э-э-эх, Егор Васи-ли-и-ич… — Максим схватился за голову, когда его игровой тёзка слил бо́льшую часть заработанного на вкусовой скрипт и пришёл в деактивированный клуб.

Тогда Максим замер у мониторов, наблюдая за танцем кардиограммы и замершим в шоке игроком: важно было, как дальше поведёт себя пиксельный Макс — опустит руки или продолжит. Видавшая виды психика Егора выдержала снова. Капитан вслух выругался, обращаясь к незримому админу, назвав того сволочью и падлой — и у программиста отлегло на сердце.

Капитан отправился в библиотеку, а он поспешил записать в видео дневнике свои наблюдения. В том числе и о нелюбви Егора Васильевича к оперной музыке.

— Потерпите, капитан, я вам завтра поаддоню скрипт с вашим плейлистом, — пообещал неподвижно лежащему телу Максим, протирая пыль на оборудовании. — А мы из вас Джеймса Бонда сделаем! Вот очнётесь и шокируете всех. Не только крестиком вышивать научим — на фортепьяно играть будете! На нескольких языках заговорите… А опера… я вам обещаю, вы полюбите её! Да будет вам известно, учёные давно знают о благотворном влиянии классической музыки на мозг. Вон даже коровы больше молока дают под звуки Чайковского… Подарили мне как-то кактус, избавились от него, короче. Так он у меня через месяц зацвёл. А всё почему? Потому что Бетховен, Дебюсси и Брамс — лучшие стимуляторы…

Парень бормотал долго, читая лекцию телу, разум которого витал в игровых пикселях. Потом подумал и отправил шефу смску с просьбой узнать о музыкальных предпочтениях капитана Матвеева.

Когда с уборкой было покончено, запыхавшийся Максим приблизился к монитору, близоруко щурясь без очков на средний экран. Персонаж лежал на кровати в домике и пялился в потолок.

— Понял! — Максим торопливо вытер влажные руки о штаны, нацепил очки и отключил игру.

Теперь следовало дать отдохнуть мозгу капитана часов эдак от двенадцати до суток. А это значило, что и автор нейро-модуля мог позволить себе выспаться. Чем парень и воспользовался — включил комнатную сигнализацию аппаратуры, чтобы писк от изменений в жизненно важных показателях Матвеева разбудил даже посреди самого сладкого сна. Сходил в душ и завалился спать. Проснулся аккурат под закат. Снова душ и обедоужин.

Состояние капитана было стабильное, и, окончательно проснувшийся Максим, решил заняться усовершенствованием игры. Залил несколько скриптов, аккуратно сложил в одну папку все видеозаписи, в том числе с камеры, записывающей происходящее в комнате.

Затем достал из коробки возле стола аппаратуру с motion capture, известную всем современным кинематографистам. Передвинул стоящий у стенки однотонный зелёный стенд за свой стул, прилепил присоски-датчики к лицу и начал записывать новые реплики бармена и околоподъездного подсказчика.

От этого увлекательного занятия Максима отвлёк звонок шефа. Два часа ночи!

— Не спишь? Хорошо. Для тебя есть работа. Срочная.

Совет надеть толстовку с капюшоном и чёрные очки для выезда ночью показались немного странными, но шеф, почувствовав в переспросе помощника удивление, пояснил:

— Наверняка там будут камеры. Надо, чтобы тебя не узнали.

Глава 7. Комбо

Степан

Накатили ещё по одной. Егор умирал дважды, так не грех и помянуть двойной. «Чтоб ему, засранцу, на том свете вдвойне веселее стало», — подмигнул Булгаков, и мужики согласились. И ещё одну, за Данилу.

В тот день, там, на Болотной, придя в себя, Степан кинулся искать брата и Данилу. Второй был мёртв, а Егор, кажется, дышал. Но на его обожжённое лицо с кусками свисающей кожи и такие же руки страшно было смотреть. Скорая сделала обезболивающий укол и увезла в ожоговое. Боровшихся со смертью в тот день насчитали семнадцать, восемь из них не дожили до утра. Егора ввели в состояние искусственной комы, из которой он выбраться не смог… Прошла неделя, за ней — другая. Три недели…

Родные были готовы ждать, сколько нужно. И даже то, что, очнувшись, возможно, он ничего не вспомнит, начнёт жизнь с белого листа, никого не пугало. Главное — он был жив, и состояние было стабильное. Как вдруг:

— Вы должны знать. Жизненно важные функции вашего брата угасают. Я советую вам подготовиться к отключению от аппарата. Если мы это не сделаем, он будет умирать в мучениях, — сообщил врач.