Бригада, которая должна была дождаться Степана, перепутала время. Выехали поздно вечером, предупредили, уже будучи в дороге. А отъехав пятьдесят километров, машина сломалась. Пока возились с мотором, взорвался кислородный баллон. Степан догнал бригаду, но уже было поздно.
Не судьба была Егору выжить… Похоронили рядом с женой.
Сегодня об этом не говорили, Булгаков упомянул вскользь — и этого хватило. Помянули дважды.
Дальше Куликов, на которого спиртное не действовало как транквилизатор, а, наоборот, развязывало язык, пересказал заинтересованно слушающему Булгакову недавние события. Завершил просьбой, до которой додумался сам — попросил совета у опытного товарища, как снять глубокий гипноз с продавщицы Милены, чтобы она смогла фоторобот потенциального Апостола составить. Булгаков кивнул согласно, пообещал подумать и… налил ещё. За решение проблемы.
Через полчаса Степан подпёр ладонью лицо и… уснул. Булгаков добродушно посмеялся над слабым майором и с помощью ещё владеющего своим телом Куликова уложил Степана на диван спать. Куликов продержался ещё час, поговорили о том, о сём. Булгаков вдруг спросил:
— Юрик, т-ты всё знаешь… Кто придумал имя этому… как его… Апостолу… вашему?
Куликов передёрнул плечами, с трудом сфокусировал взгляд на тарелке:
— Н-не п-помню… М-может, я… Или С-степан В-василич… К-кажись, он… Т-точно… А ш-што т-такое?
— П-пошли покурим и баиньки, — Булгаков поднялся, шатаясь, едва не смахнул со стола тарелку.
Бывшие коллеги покурили, вернее, Куликов сидел на крыльце и счастливо бормотал о том, как он уважает всех: и Петра, и Степана, и капитана Волошина… Булгаков улыбался, выкурил сигарету и потащил старшего лейтенанта в дом на приготовленную постель.
В субботу Булгаков провёл для гостей экскурсию по местным достопримечательностям: Можайскому Кремлю да музею художника Герасимова — и поехали на речку, где порыбачили на славу. Весь свой улов Булгаков раздал друзьям, лично почистил и засолил, чтоб не протухла по дороге. А в воскресенье дал отоспаться, пока ходил на службу в церковь.
— Юльич, ты чего такой набожный стал? — посмеялся Степан. — А ведь раньше атеистом прожжённым был.
— Времена меняются, человек тоже, — улыбнулся Булгаков, наблюдая за расхаживающим по дому Куликовым, который тыкал пальцем в статуэтки, картины и спрашивал про создателей шедевров.
— А это чья? — тут же ткнул подбородком в репродукцию, на которой Христос светился на фоне тёмных подчёркнуто хрустальных гор, а внизу двигалось страшилище с головой голема и безумным взглядом.
— Рерих, «Христос в пустыне». Моя любимая. Увидел как-то в интернетах и заказал одному художнику из колонии. Хорошо нарисовал ведь?
— Ну да, — Куликов приблизил глаза к картине, а потом сделал три шага назад и снова присмотрелся. — Чудо живописи. Ткнёшь носом — мазня мазнёй, а издалека — красота!.. Юльич, скажи, вот ты как верующий человек понимаешь Апостола? Разве можно спасать мир ценой кровопролития?
Степан оторвался от местной газеты, которую внимательнейшим образом изучал, и прислушался к диалогу.
— А причём тут я и Апостол? — вдруг недовольно спросил Булгаков, склонившись к открытой дверце духовки. Лица мужчины видно не было.
— Ну как… — зевнул лениво Куликов и потянулся, хрустя позвонками, — Апостол ментам подсказку три раза давал, а в четвёртый прямо носом ткнул в Евангелие. Как там было, Степан Васильич, про место, где все погибли?
— Содом и Гоморра, — подсказал Матвеев и вернулся к чтению.
— Точно! — останавливаясь перед репродукцией с изображением жертвоприношением Авраама Куликов снова почесал голову. Но спрашивать про автора не стал, задал другой вопрос. — Как вы думаете, почему Апостол дал именно цитату из Евангелия? Почему не из какого-нибудь «Послания фелистимлянам»? Логично же было бы. «Послание» как послание.
— Не из Евангелия — из «Бытия», и не «Послание фелистимлянам», нет такой книги в Библии, — Булгаков доставал из духовки румяную курицу. — О! За стол, друзья мои! Прекрасен наш союз!
Курица была приговорена к обгладыванию, и в процессе поедания её Булгаков больше не пытался споить гостей до пятничного невменяемого состояния:
— Всем нам на работу завтра, а Степана Васильича жинка на порог с амбре не пустит…
— Куда денется? — добродушно рассмеялся Степан.
— Я вам с собой по читку дам, семьи угостите, — пообещал щедрый хозяин дома.
Пообедали и стали собираться в дорогу. Булгаков нагрузил гостей гостинцами для домашних, а Куликов ещё и Библию выпросил:
— На черта она тебе сдалась? — тихо спросил Степан у Куликова, пока ждали Булгакова, ушедшего за книгой в дом.
— Да так, хочу почитать, вжиться в образ Апостола.
— Людей только не начни убивать, — покачал головой Степан.
Булгаков вынес старенький экземпляр и вручил старшему лейтенанту.
— Я верну через, м-м-м, наверное, месяц, — поблагодарил тот за подарок и убрал Библию в рюкзак.
Хозяин дома отмахнулся:
— Не стоит, у меня есть свой личный экземпляр.
В электричке Куликов полистал книгу, зачем-то посмотрел некоторые страницы на просвет и на лёгкую усмешку Степана лишь улыбнулся:
— Отрабатываю версию, товарищ майор.