Комбо

Егор невольно подумал о погибшем в автокатастрофе сыне профессора, но даже тема воскрешения сына была табуирована. Федосов сказал, что просчитал все варианты, и они показались ему безрадостными: спустя несколько лет близкие друзья сына ушли в иной мир один за другим. От передозировки наркоты, на которую сели примерно в год или следующий после смерти сына профессора. Никому в голову не пришло бы сравнивать мёртвого сына и живого сына-наркомана — Федосов стал. И выбрал первое.

Но Егор не мог успокоиться. Видя каждый день невменяемого брата, застрявшего где-то там, в собственном прошлом, — не мог себя простить и всё думал, думал, искал выход и просчитывал варианты. Пока не нашёл…

Восемь лет назад Степан, работавший в то время на Дальнем Востоке в компании, занимающейся наблюдениями гейзеров, приехал погостить. Пошли в ресторан втроём: Егор, жена Елена и Степан. Там-то Егор и сделал предложение брату поработать вместе в «одной очень перспективной и хорошо оплачиваемой организации». Степан в шутку предложил подбросить монету. Чего не подурачиться — бросили. Монету поймала Ленка: «Решка! Оставайся!». А после пили. Много. За армию, за семью, за гребаный диагноз бесплодия, поставленный докторами Егору, за чудо и за то, чтобы обмануть природу и нарожать кучу ребятишек…

Через годик родилась Василиса, через четыре — Лёнька и Ромка. «Чтобы я ещё раз!.. Накось, выкусите!» — приплясывал под окнами роддома Егор. Жизнь шла своим чередом, хорошея и преподнося детишек и меняя полосы и звезды на погонах, от лейтенанта до майора… Эх, Степан, Степан…

Сентябрь 2013 года

Федосов был доволен: результаты трёхмесячной работы не могли не радовать. Объекты были все как один — «мелкие», по словам Матвеева. Но руководитель не ставил в план большего. И больше одного сеанса с человеко-трансляторами не проводилось: помнили про Степана.

И вдруг однажды ночью Егора будто в плечо кто толкнул: да вот же оно, решение, рядом! Лена, разбуженная мужем, на вопрос: «Ты правда хочешь помочь Стёпке? Хочешь, чтобы всё было, как прежде?» — не задумываясь согласилась:

— Что надо делать?

— Монету перевернуть и… наговорить гадостей.

— Что? Какую монету? Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Извини, милая, я неудачно пошутил, — и прикусил язык.

Егор ещё неделю вынашивал план, высчитывал результат и формулу внушения, собирался с духом, даже жену отправил на ТМГ. Страшновато, как перед прыжком со скалы в чёрную рябь моря было, — страшно и весело. А вдруг всё получится?

Получилось… Гипноз прошёл отлично. Прошлое начало меняться, Егор увидел, как меняется картинка перед глазами.

И вот он стоит, как Христос, раскинув руки и покачиваясь, в правой руке бутылка, а впереди что-то шумит, гудит так, что под ногами вибрирует земля… Егор открывает глаза: на него, утонувшего в темноте, несётся состав. Машинист ещё не видит самоубийцу, потому что поезд ждёт поворот и свет не выхватывает крестообразную фигуру.

— Твою мать! — Егор в ужасе пошатнулся и скатился кубарем вниз, с насыпи, привычно группируясь, как на занятиях по борьбе. Острый гранит впился в тело острыми зубами; остановившись внизу насыпи, Егор пришёл в себя окончательно, повторяя как мантру «твою мать».

Когда последний вагон отстучал по рельсам над головой, Егор с трудом поднялся на ватных ногах. В голове шумело, будто поезд поменял дислокацию. Где-то в двухста метрах, по ту сторону от рельс, вяло светили огни станции. Егор побрел к ним:

— Твою мать, Федосов… Я пьян! Я не пил, но я пьян, как последняя сволочь! — сделанное открытие развеселило Матвеева. Он отчетливо помнил, как проводил сеанс транс-гипноза в домашних условиях. Как он и Лена медленно, но уверенно, делали шаги назад во времени:

Сегодня и сейчас.

Пять лет назад — сыновья в коляске на прогулке, их первая весна.

Семь — рождение Василисы.

Восемь — тот ресторан. Монету в воздухе подхватывает женская мягкая ладошка — «Орёл! И хватит заниматься ерундой» — и следом поток такой грязной брани, что и пересказать стыдно… Слава богу, Ленка, наверное, уже и не помнит тот день…

Выбравшись в светлое пятно, Егор осмотрел карманы, мобильник другой, но явно его. Цел, как ни странно, после такого кувыркания по камням. Только батарейка на издыхе…

— Алло… Стёпа!

— Кто это? — знакомый голос сонный и приглушён.

— Степан, это я… Ты жив, собака такая? — к горлу подступил предательский ком. — Это я, Егор, твой брат!

— А! Где ты? Что случилось?

— Всё нормально, теперь всё нормально. Я сам не знаю где, сейчас спрошу…

— Перезвони, я сейчас выйду на улицу, пока пацанов не разбудил…

Ничего не изменилось. Дом всё такой же, облезлый снаружи и пятно облупившейся краски на первой этаже, справа от лифта. Всё так же пахнет борщом от квартиры номер восемьдесят два, за дверью девяносто четвертой всё так же тявкает спросонок пудель.

— Ничего не изменилось! — сердце Егора радостно выстукивало марш. Лена открыла дверь… Всё тот же бархатный халатик до колен… Только морщинок на лице на две линии больше, чем несколько часов назад.