— Господа, но я вас предупреждаю. Про эффект бабочки все в курсе: любые вмешательства в континуум влекут за собой последствия. Я предлагаю вам переварить полученную информацию, прочитать вот это, — профессор достал из ящика брошюрки и запустил их по гладкой поверхности в сторону членов проекта, — а завтра встретиться для более детального обсуждения. С вами, господин Президент, я хотел бы поговорить отдельно. Нам нужно подлатать ваше будущее.
— Согласен на все ваши условия, — кивнул Президент.
— Я надеюсь, что вы, Егор Васильевич, и вы, Степан Васильевич, простите мне небольшую демонстрацию возможностей. Вынужденная жертва, вы должны понимать. И я готов оплатить услуги лицевого хирурга и стоматолога, Егор Васильевич.
— А разве мы не можем просто всё вернуть? — майор вопросительно посмотрел на брата, тот поднял ладонь:
— Я — за.
Федосов отъехал на кресле, протестуя, поднял руки:
— Мы не может до бесконечности вторгаться в прошлое. Тем более, интересующий вас отрезок поврежден… Поймите, мне не сложно объяснять всем во второй раз — это просто может быть опасно.
— Всё в порядке, — добродушно улыбнулся Степан и подмигнул Егору, — я готов. Сообразим на троих?
Егор потер ладонью отёкшее за бессонную ночь лицо:
— Я должен был согласиться с вами.
Федосов, находившийся рядом, с сожалением вздохнул:
— А я не должен был идти вам на уступки и вообще объяснять случившееся. Ломанёшься ведь теперь всё исправлять и наломаешь дров, ох, Егор…
— Он — мой брат. И я сам втянул его в проект. Я обязан.
— Не дури. Будет только хуже. У него кто-нибудь остался?
— Только мать и я. Отец умер давно.
— А дети? Я как-то встречал его на улице…
— Это мои. Племянники обожали своего дядьку, а он — их…
Кто-то подошел сзади и положил руку на плечо Егору. Он обернулся.
— Вам стоит поехать домой и отдохнуть, — реаниматолог, чья смена заканчивалась, ободряюще улыбнулся, — кризис миновал.
— Но он не пришёл в себя, несёт бред…
Ближе к утру Степан начал едва различимо стонать, то обращаясь с просьбами к брату как во времена детства, то разговаривая, по-видимому, с сослуживцами. Федосов выдвинул две версии. Согласно первой, у Степана обычный бред (и дай Бог, чтобы это так и было). Согласно второй — Степан заблудился во времени. Кривая континуума забрасывала его то в одну точку прошлого, то в другую. Время, протертое до дыр на одном отрезке, превратилось в вакуумный пылесос, поглощая и прошлое, и настоящее, и будущее жертвы.
Будучи недолго упрашиваем коллегой и врачом отдохнуть, Егор согласился, подумав вдруг про себя, что, пожалуй, на свежую голову решение придёт быстрее. Уходя, слабо стукнул кулаком по приоткрытой двери:
— Я вернусь, брат! И всё исправлю!
Смотреть на то, как жена ухаживает за невменяемым младенцем лет сорока-пяти, было выше сил Егора. Мать освободили от этой обязанности, она была уже в том возрасте, когда самой нужна сиделка, а тут…
Егор покорно проходил инструктаж Федосова, проговорившегося о собственной болезни и торопящегося передать пара-наследство преемнику, Егору. Кандидатура которого не обсуждалась. Младший Матвеев был самым сильным среди бойцов секретного отряда. Именно он обнаружил больше всех мин, безупречно прошел остальные испытания для отобранных боевых парапсихологов. Навыкам гипноза можно было бы и обезьяну научить, говаривал Федосов, но Дар — либо есть, либо нет.
Руководитель тогда еще Центра изучения мозга, Федосов обратил внимание на странный пункт в личном деле молодого лейтенанта. В первый год своей службы Егор нарвался на нелюбовь дембеля, некоего Ольхова. Тот был тёртый калач, «воспитавший» не одного «шнурка». В пылу разборок и угроз взбешённый Егор сказал твёрдо, глядя в глаза Ольхову:
— Я иду спать, гнида. А ты — пойдёшь и повесишься, если пальцем кого-нибудь ещё тронешь, мразь!
За эти слова Егор своё получил, а утром нашли в туалете повешенного сержанта. Экспертиза подтвердила: Ольхов повесился сам. Но Матвеева тогда здорово таскали на допросы, следователи сменяли друг друга, пока дело не закрыли.
Федосову же хватило получасовой беседы, чтобы понять: перед ним самородок. Узнав, что у самородка есть близнец да ещё с ярко выраженным талантом, генерал обрадовался и попросил Егора уговорить брата если не присоединиться, то хотя бы пройти обследование на наличие экстрасенсорных способностей.
— Почему я не могу себе внушить не настаивать на том чёртовом эксперименте? — был один из первых вопросов Егора во время первичного инструктажа.
— Опасно, Егор, нет данных по этому варианту. Ты же видел, как сходят с ума. Предполагаю, этот вариант не исключён… Поэтому даже не смей, я тебя не спасу. И ради «Третьего», ты должен мне пообещать никогда не пытаться делать это: наука важнее.