Комедианты

Я все же чувствовал ответственность за судьбу останков доктора Филипо, как-никак он умер у меня в гостинице.

– Узнай, как решат с похоронами, – сказал я Жозефу и вернулся к путевым заметкам мистера Смита.

«То, что я, никому не известный иностранец, в первый же день моего пребывания в Порт-о-Пренсе был принят министром иностранных дел, лишний раз подчеркивает поразительную любезность, которую я встречаю здесь повсюду. Министр иностранных дел собирался лететь в Нью-Йорк на сессию Организации Объединенных Наций, но тем не менее уделил мне полчаса своего драгоценного времени, и благодаря его личному ходатайству перед министром внутренних дел я получил возможность посетить в тюрьме англичанина, моего спутника по „Медее“, который, на свою беду, из-за какой-то бюрократической неувязки, вполне возможной и в странах с гораздо более древней историей, чем Гаити, попал в немилость к властям. Я продолжаю хлопотать до этому делу и не сомневаюсь в успехе. Я убедился, что моим цветным друзьям, где бы они ни жили – в условиях относительной свободы в Нью-Йорке или ничем не прикрытого насилия на Миссисипи, – глубоко свойственны два качества: уважение к правосудию и чувство человеческого достоинства».

Читая произведения Черчилля, так и слышишь оратора, произносящего речь в освященной веками палате; читая мистера Смита, я слышал голос лектора на кафедре провинциального города. Я почувствовал себя в окружении благонамеренных пожилых дам в шляпках, которые внесли свои пять долларов на доброе дело.

«Я с нетерпением жду встречи с новым министром социального благоденствия, – продолжал мистер Смит, – чтобы обсудить с ним вопрос, который читатели этой газеты давно считают моим пунктиком: организацию вегетарианского центра. К сожалению, доктора Филипо, бывшего министра социального благоденствия, которому я хотел вручить рекомендательное письмо от одного гаитянского дипломата, аккредитованного при ООН, в настоящее время нет в Порт-о-Пренсе, но я заверяю моих читателей, что энтузиазм поможет мне преодолеть все преграды и дойти, если понадобится, до самого президента. Я надеюсь, что он благожелательно отнесется к моему проекту, потому что, прежде чем целиком посвятить себя политике, президент заслужил всеобщее признание как врач во время тифозной эпидемии, свирепствовавшей тут несколько лет назад. Как и мистер Кениата, премьер-министр Кении, он имеет определенные заслуги и в области антропологии». (»Заслуга» – пожалуй, слишком мягко сказано: я вспомнил искалеченные ноги Жозефа.)

Несколько позже мистер Смит робко заглянул в кабинет, чтобы выслушать мое мнение о статье.

– Здешние власти останутся очень довольны, – сказал я.

– Они ее не прочтут. Газета имеет подписчиков только в Висконсине.

– Я бы не поручился, что ее не прочтут. Отсюда сейчас уходит мало писем за границу. Их легко пропустить через цензуру.

– Вы думаете, что письма вскрывают? – недоверчиво спросил он, но тут же поспешно добавил: – Ну, что ж, мы знаем, что произвол творится и в Штатах.

– На вашем месте осторожности ради я бы не стал упоминать о докторе Филипо.

– Но я же не сказал о нем ничего плохого!

– Им в данный момент даже упоминание о его персоне может быть неприятно. Видите ли, он покончил самоубийством!

– Ох, бедняга! – воскликнул мистер Смит. – Господи, что же его могло на это толкнуть?

– Страх.

– Он в чем-нибудь был виноват?

– А кто из нас тут не виноват? Он дурно отзывался о президенте.

Старые голубые глаза глядели в сторону. Мистер Смит решил не показывать своих сомнений постороннему, такому же белому, как он сам, представителю расы рабовладельцев.

– Я бы хотел повидать его вдову; может, я чем-нибудь смогу ей помочь. Мы с миссис Смит обязаны хотя бы послать венок.

Как бы мистер Смит ни любил черных, сам он жил среди белых, по их обычаям и других не знал.

– На вашем месте я бы этого не делал.

– Почему?

Я отчаялся что-либо ему объяснить, и в эту минуту, как назло, вошел Жозеф. Покойника уже вывезли из похоронного бюро мсье Дюпона; гроб отправили в Петионвиль, где его должны предать земле, но задержали на заставе, не доезжая нашей гостиницы.

– Они, видно, торопятся.

– У них душа неспокойна, – объяснил Жозеф.

– Но ведь теперь им не о чем беспокоиться, – сказал мистер Смит.

– Кроме жары, – добавил я.

– Я присоединюсь к похоронной процессии, – сказал мистер Смит.

– И думать не смейте.

Вдруг я увидел, как гневно могут сверкать эти голубые глаза.

– Мистер Браун, вы мне не сторож. Я сейчас позову миссис Смит, и мы оба…

– Не берите с собой хотя бы ее. Неужели вы не понимаете, как это опасно?..

И на слове «опасно» вошла миссис Смит.

– Что опасно? – спросила она.

– Детка, бедный доктор Филипо, к которому у нас рекомендательное письмо, покончил самоубийством.

– Из-за чего?

– Причины не совсем ясны. Его везут хоронить в Петионвиль. По-моему, мы должны присоединиться к процессии. Жозеф, пожалуйста, s'il vous plait[44], такси…

– О какой опасности вы говорили? – спросила миссис Смит.

– Неужели вы оба не понимаете, что это за страна? Тут все возможно.

– Дорогая, мистер Браун считает, что мне лучше пойти одному.