Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не надо со мной так… Хорошо. Я буду молчать в гостях. Я выучу — кто Бовари, а кто Дюбарри. Я запомню, сколько до Юпитера… Ведь когда ты к нам приходил, астрономия была не нужна, все было по-другому.
В е р х о в с к и й. Идем домой, здесь сквозняк.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Это не сквозняк.
В е р х о в с к и й. Не спорю. Идем!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Хорошо, идем.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Жизнь… Лебен… Ви… Сволочь! Как ни назови. (
Эй, гражданин, надевайте пальто!
П р о х о ж и й
В а с и л и й М а к с и м о в и ч
С т р а х о в. Василий Максимович? Что вы тут делаете?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Извините, топлюсь.
С т р а х о в. А-а… Извините, что помешал.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, пожалуйста, пожалуйста. Я, видите ли, топлюсь художественно, так сказать, литературно. Когда помечтаешь о смерти, легче становится жить. Чем дольше смотришь в воду, тем крепче держишься за перила. Понимаете? Неужели вам никогда не хотелось покончить с собой… хотя бы на время? Неужели в вашей жизни не было темных ночей?
С т р а х о в. В жизни каждого человека бывает темная ночь, которую надо перенести. В такую ночь я раскрываю книгу. И вновь и вновь «тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой» потрясает мою душу. Громадой прекрасного оно раздавит тоску. А утром, в школе, из сотен глаз на меня глянет такая жажда жизни, что даже слово «смерть» не припомнится. Смотрите. Вот подросток, бледнеющий при имени «Пушкин». Быть может, он великий поэт и через двадцать лет рукою, слепок с которой будет храниться в музее, напишет: «Первым моим учителем был Антон Страхов». И моя бедная фамилия прозвучит в веках, как слабое эхо его гремящего имени!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Черт… то есть демон с ним, с Лермонтовым! Я для вас все сделаю. Жена ушла? Хорошо. Берите мою! Не робейте!
С т р а х о в. Василий Максимович…
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Не мешайте мне жить! Сегодня ночью виднее, чем днем. Я творю! Видите белое зарево? Под ним груда бревен, камни, земля. В яростном свете, как черти, работают люди. Под землей, сквозь вековые болота, сквозь древние клады и кладбища, они проведут новый путь. Но я — малограмотный писатель. И грохот работы глушит мое слабое слово. Родится другой, сильный талант. Вглядываясь в темноту и огни этой ночи, он сквозь многие годы увидит и нашу тень — здесь на мосту, на ветру. И, возможно, позавидует нам. Как молодой полководец, он пожелает вернуть все прежние битвы, чтобы участвовать в них. Поможем ему. Отдадим наши грубые, тяжелые слова. Может быть, эти неотесанные камни будущий мастер положит в основу высокой поэмы! (
С т р а х о в
С т р а х о в. Люба!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, где вы? Куда же он пошел? А вдруг утопился? Вот и верь после этого интеллигенции… Нет, отсюда не прыгнешь — по себе знаю… Антон Иванович!