Комендантский час

«А дальше? Что дальше? — подумал на улице Павловский, растерявшись, но тут же успокоил себя. — Пустяки! Выведу его на берег Днепра и столкну в воду или где-нибудь в другом месте расправлюсь. А на квартире все равно рука не поднимется — дети».

Решительно повернул к Житному рынку.

— Лукьяновка ведь в другую сторону, — напомнил Потапович.

— Мы идем в центральное управление полиции, к пану Кривенко, — уверенно сказал Павловский. — Там ждут от меня рапорт.

Это был чистейший вымысел, рожденный экспромтом. С таким же успехом он мог назвать вместо Кривенко фамилию Гиммлера или Розенберга.

Миновали Житный рынок, вышли на Красную площадь. Когда впереди показывались немцы, Павловский незаметно брался за рукоятку пистолета. «Если он попытается просить у них помощи, я сразу же пристрелю его, исполню приговор». К счастью, до этого пока еще не дошло. Однако надо кончать. Не бродить же им без конца по улицам Киева.

Вдруг он даже споткнулся от неожиданности. Навстречу шла стройная девушка в куртке из грубого шинельного сукна, блондинка, золотистые пряди волос выбивались из-под шапочки и рассыпались по плечам. Неужели Лиля Томашевич, белорусочка? Два года тому назад они вместе заканчивали десятый класс, Павловский был так влюблен в девушку, что бредил ею днями и ночами, а когда встречал ее у здания школы (всегда прибегал на уроки заранее, чтобы встретить ее), то чувствовал себя так, будто падает в пропасть — сердце замирало, немело в груди. В конце концов не выдержал, признался ей в любви, но напрасно. Девушка ответила, что собирается поступать в какой-то ленинградский институт и что переписываться им тоже не следует. «Если суждено нам быть вместе, то это случится помимо нашей воли». Павловский навсегда запомнил эту ее фразу слово в слово. Тогда он наивно вообразил: «Но ведь ты очень красива и в любое время можешь выйти замуж за другого». Она ответила: «Значит, и это произойдет по воле судьбы». Они два года не виделись, и вот эта фаталистка, милая белорусочка Лиля Томашевич идет ему навстречу... «Поговорить не сможем, только спрошу, где живет, потом наведаюсь», — подумал Павловский, и когда уже приготовился поздороваться с девушкой, Лиля Томашевич гордо, с презрением отвернулась... Его бросило в жар. Что такое? Откуда такое пренебрежение? Забыла? И вдруг все прояснилось: на нем же проклятая полицейская форма...

Сцена встречи не прошла мимо внимания Потаповича.

— Заносчивая, — поделился он своими впечатлениями. — А почему? Не хочет знаться с сотрудником полиции?

— Очевидно, — буркнул Павловский.

— Смотри ты какая! Да вы не переживайте, пан полицай. Скажите про себя: глупая ты, дескать, как сто свиней.

Эти слова будто кнутом хлестнули Павловского. Он едва сдержался, чтобы не заставить своего «доброжелаля» прикусить язык. Процедил сквозь зубы:

— Она не глупая.

Потаповича даже передернуло.

— Отказаться от молодого человека, борющегося за возрождение родного края, человека, перед которым большое будущее... Чего-то я тут не пойму. Как же после этого назвать ее?

— Она не глупая, — уже со злостью повторил Павловский.

На лице почтальона отразилось удивление.

— Не обижайтесь, пан полицай. Но меня удивляет и ваша знакомая, и то, что вы остаетесь такого высокого мнения о ней. Задирает нос... А с кем же ей теперь поддерживать дружеские связи, как не с вами? А? Не с бандитами же, что засели в подполье?

— С немецкими офицерами, — отрезал Павловский, теряя самообладание. На этом бы следовало и закончить дискуссию, но он добавил: — Полицаев ненавидят все киевляне, немецкие офицеры — тоже, хотя и пользуются их услугами.

— А не кажется ли вам, — с интересом подхватил его слова Потапович, — что так относятся к представителям новой власти лишь заядлые враги великой Германии да еще несознательные элементы? А?

«Я немного переборщил», — спохватился Павловский и, приструнив себя, ответил с исчерпывающей ясностью:

— Вы правы.

Подол закончился, начинался Владимирский спуск. «А дальше куда?» — настойчиво работала мысль. И здесь Павловского осенило: он предложит Потаповичу выгодную сделку. Погодя сказал:

— У меня для вас, пан Бровко, есть выгодное предложение. В парке, называвшемся ранее Пионерским, у меня свидание со знакомым вам человеком, Сидоренко. Это тот самый, кого вы упоминаете в списке. (Павловский сперва хотел назвать фамилию Третьяка, но своевременно сообразил, что почтальон мог насторожиться, почувствовать фальшь.) В гестапо Сидоренко хотят сделать своим агентом и заслать в большевистское подполье, но он почему-то скрыл, уже согласившись на сотрудничество, что до войны был коммунистом. Это настораживает. Мы встретимся с ним, и вы засвидетельствуете его личность. Тогда он уже никуда не денется и вынужден будет честно служить немцам. Шеф гестапо обещал за выяснение личности Сидоренко повышенное вознаграждение.