Комендантский час

Необыкновенной прозрачности воздух позволил Евгении за песчаными дюнами «Низкого мыса» разглядеть флюгер аэропорта, изумрудную озимь посевов, клетки неукрытого на зиму виноградника и совсем неожиданно — небольшой, всего на несколько дворов, хуторок с развалившейся часовенкой.

Развалины часовенки навеяли грусть, и она мысленно унеслась в то далекое прошлое, когда на этих берегах ничего не было, кроме дикой нетронутой природы да сохранившейся до наших дней церквушки.

Евгения с неохотой сняла очки.

— А ты хитрец, Слава.

— Тебе понравилось?

Он улыбался, но Евгения нашла, что глаза у него грустны и задумчивы.

— Фильм, наверное, так и называется «Волшебная лавочка?» — поспешила она отвлечь Вячеслава.

— Да, — подтвердил он и в свою очередь спросил: — Ты до этого часто ездила на море?

— Раза три, четыре.

— Я и того меньше. В детстве и теперь. И то если бы не врачи…

— Ты болен?

— Что ты. Медики вечно преувеличивают.

Кренясь то на один, то на другой бок, к узкой горловине бухты направлялся прогулочный катер. Верхняя палуба была забита людьми. Крикливые чайки сопровождали его, почти ложились на бурунный след.

Евгения с завистью прислушивалась к доносящейся музыке.

— Хорошо. — Потянулась всем телом, вопросительно взглянула. — Может, будет еще рейс?

— Да, конечно, — задумчиво проговорил Вячеслав. — Он виновато улыбнулся, пожал плечами. — Удивительно, сколько ни приходилось бывать здесь, всегда перед глазами одно и то же.

— Ну-ну, — заинтересовалась Евгения.

— Видится мне шлюпка, в ней двое ребят. Шлюпка белая, они во всем белом, лишь галстуки красные. Чем больше смотрю на них, тем больше тревожусь. Будто и от берега не отошли далеко, и шлюпка надежная, а все равно неспокойно как-то.

— И только? — не скрыла разочарования Евгения.

— И только.

— У тебя дети есть?

— Да, дочь.

Евгения усмехнулась. Сколько ей ни приходилось сталкиваться на отдыхе с представителями сильного пола, ни один из них не сознался, что не одинок.

— У тебя тоже? — бесхитростно спросил Вячеслав.

«Нам пока ни к чему. Мы год как поженились», — хотела она ответить резко.

— У меня тридцать три ребенка.

— Как интересно-о!..

— Побегал за ними, тогда узнал бы. — Евгении стало до невозможности скучно. — Нам не пора?

Вячеслав задумчиво смотрел на все светлеющую у берега воду.

— Надо же, тридцать три. Счастливая ты, Женька.

— Ты так думаешь? А подруга всегда твердит, что я великая мученица.

— Тридцать три души, — продолжал Вячеслав. — Они разные и в то же время как одна открытые. Не успел еще нарасти панцирь.

— Я думаю, носятся как угорелые.

Он пристально взглянул.

— Неужели это тебе ничего не говорит? Ты только вдумайся. Открытость души.

— Ну и что?

— Как что? — опешил Вячеслав. — Полная открытость. Это тебе не хитрости взрослых типа «душа нараспашку». Не-е-т. Это неповторимо, как само детство. Мир предстанет перед ними ясными, четкими гранями. Плохое, хорошее, доброе, злое. С возрастом почему-то стираются грани между плохим и хорошим, меняются представления, взгляды. А добра или зла, увы, не стало меньше или больше. — Он неотрывно смотрел на Евгению. — Конечно, человеку свойственно менять свои взгляды. Но существуют вещи неоспоримые. Как можно, взрослея, пренебрегать ими?

— Не знаю, — зевнула она. — На работе некогда об этом думать.

Катерок возвращался обратно. Басовито загудел, отражая низкое солнце в иллюминаторах.

— А что если, — Вячеслав поднял сжатый кулак. — Ударить бы по панцирю изнутри. Хорошенько так ударить. Раскололся бы. Представляешь, высовывается этакое наивное доверчивое существо. Где-то же носим мы его в сердце…

Они смешались с разморенными качкой пассажирами. Евгения, завидев Бориса с Людмилой, намеренно взяла Вячеслава под руку. Пусть думают, что они тоже катались. Не удостоив взглядом Людмилу, Евгения снисходительно кивнула Борису. «О, если бы все пассажиры были такие, как твоя девушка, посудина непременно б затонула».

Вячеслав даже не заметил, что его ведут под руку. Поглядывал по сторонам, досадливо качал головой. У санаторного парка остановился.

— Отсюда ни с места. Посмотри, каким обещает быть закат.

Мысли Евгении были совсем иными.

«Сегодня вечером я обязательно приведу его на чай. Утру нос Людке с Райкой. И Борька пусть побесится. Возомнил о себе бог знает что».

Вячеслав упрямо стоял на месте.

— Причем здесь закат, — теряла терпение Евгения. — Мне достаточно и кино.

— В таком случае я никуда не иду, — отрезал он.

— Это что же — первая размолвка?

Он щурился на садившееся солнце.

— Встретимся вечером.

— Какие могут быть встречи, — сломавшимся голосом возразила Евгения. — Раз ты такой… То… То наши отношения должны ограничиться одними приветствиями.

— Они дальше и не продвинулись, — улыбнулся Вячеслав.

Как ни клокотала в ней злая обида, Евгения все же сдержала шаг у своего корпуса, надеясь, что Вячеслав послушно плетется сзади.

Оглянувшись, она окинула равнодушно двор, где никого не было, кроме пожилой пары, тоже любующейся, как и Вячеслав, закатом.