Комендантский час

Она ждала, что Вячеслав станет говорить что-то особенное, важное, но он молчал… Лицо выглядело бледнее обычного, глаза покраснели, на шее вновь забилась голубая жилка.

«Он болен…» — пронзило Евгению.

— Заключительное свадебное танго! — не унимался Борис.

Гости, столпившись у дверей, смотрели на них. Ойкнув, Евгения шмыгнула за спины девчат.

— Э-э, не-ет, — не терял самообладания Вячеслав, оттирая мужчин от двери. — Танго одно, но надо соблюдать и санаторные традиции… Прощальный кефирный ва-а-льс! — Торжественно объявил он, подражая голосом массовику.

Идея вызвала всеобщее ликование. Вячеслав с Василием Николаевичем выставили тумбочку в коридор, сдвинули к окну стол. Прощальный так прощальный.

Звуки вальса заполонили комнату. Борис галантно поклонился Евгении.

— Думаю, я заслужил право первого тура?

Двигался он легко, даже изящно, тонко чувствуя ритм танца.

— Я желаю вам, Женя, счастья, — через силу улыбнулся Борис, обращаясь к ней почему-то на вы. — Как уроженец Кавказа, я бы мог многого пожелать вам, но тот, кого я глубоко уважаю, сделает это не хуже меня.

Бориса сменил Василий Николаевич.

— Вы уж меня старика, Женя, извините, что лезу не в свое дело.

— «Снова на „вы“, да что они — сговорились», — зарделась Евгения. — Но тяжело вам придется порознь. Жалко мне вас. Хорошие вы оба.

— Николаич, регламент! — напомнил Борис, и вот уже протягивает руки Вячеслав.

— Надеюсь, после Василия Николаевича я не выгляжу дрессированным медведем?

Глаза Евгении были полны восхищения. «Чудесно, не правда? — говорили они. — Какие все милые, симпатичные. И эта комнатушка словно огромная, с зеркальным полом зала».

«Она и есть зала, и мы на балу, — отвечал Вячеслав. — Ты царица бала, и смиренные кавалеры поочередно сменяют один другого».

Евгении казалось, что стены палаты раздвинулись и счастливый вихрь, подхватив ее, ласкает воздушными струями. Как стремителен и неудержим порыв, и как неохотно выпускает он ее из обволакивающего плена.

Но вот умолк магнитофон, лезут с поцелуями девчата, больно, не рассчитав, пожимает руку Василий Николаевич. Евгения умоляет гостей побыть еще немного, но все, кроме Вячеслава, покидают палату.

Потом она долго плакала, не стесняясь Вячеслава.

— Ну почему… почему, — всхлипывала Евгения, размазывая косметику, — мы не могли быть из одного города или уехать в один и тот же день? Они словно умерли для меня все сразу.

Тем временем Вячеслав убрал со стола, расставил стулья.

Евгения признательно улыбнулась.

— Я рада, что ты сблизился с ними.

— Я тоже.

— А эта выдумка со свадьбой? — Ее улыбка приняла совершенно иное выражение. — Шутка шуткой, но то, что ты остался, они восприняли как само собой разумеющееся.

…Было уже далеко за́ полночь. Он не шевелясь сидел на кровати, она на стуле, сцепив пальцы на коленях. Оба не проронили ни слова. Слова были ни к чему. Они остались по ту сторону уже пройденного барьера и произносить их заново было лишним и бессмысленным. Но оба догадывались, что надо, что необходимо выразить мучившее обоих, но каждый не решался сделать это первым, полагаясь на другого. И продолжали оставаться на своих местах, боясь даже движением потревожить тишину, что оградила их от всего мира стенами, за которыми лежала глубокая ночь да бушевал ветер.

До утра оставалось несколько часов. Евгения поймала себя на мысли, что тянет время, не зная, как ей поступить дальше.

Вячеслав тихонько, по-гостиничному посапывал, прикрыв глаза рукой.

Пожалуй, это самое лучшее в их положении. Она осторожно прошла к выключателю, потушила свет.

— Напрасно, — бодрствующим голосом сказал Вячеслав.

— Тогда я зажгу, мы не обменялись адресами.

— Мой, если хочешь, запиши. Но не уверен, что он понадобится.

Убеждать в чем-то этого упрямца было до смешного глупо.

Евгения подсела ближе, назвала адрес. Тонкий лучик пролегал через всю комнату, словно делил ее надвое.

«Мы на одной половине, — размышляла она. — Но это сейчас.

— А потом?.. Не проляжет ли между нами целая пропасть».

В поисках ответа пытливо смотрела на него. Дыхание Вячеслава раздавалось совсем рядом; протяни она руку…

Он сделал это раньше ее, и легкое прикосновение словно прорвало преграду, сковывавшую обоих. Евгения без конца покрывала поцелуями его смутно белеющее лицо; отчетливо слышала стук сердца в напружинившей груди, улавливала биение голубой жилки.

Внезапно она с ужасом увидела, как та самая, черная, холодная волна сбила с ног, понесла с собой. Евгения пытается выбраться, но страшная волна вновь накрыла, грозя бросить на камни. Она беспомощно барахтается в черном буруне прибоя, не в силах позвать Вячеслава. А вот и он. Но вместо того, чтобы помочь, увлекает глубже. Евгения с трудом отбивается, плывет, что есть сил, назад, к спасительному берегу…

Возглас Вячеслава был скорее горьким, чем недоуменным.

Шторы колыхнулись, сдвинули полоску света.

«Как же это? — готова была закричать Евгения, — почему так? Она съежилась, прижав руки к груди, словно старалась уберечь безвозвратно ускользающее. — Зачем он так?..»

Вячеслав, затаившись молчал.

«Оскорбился, — поразилась Евгения. — Но я же пеклась и о нем».